Suchergebnisse

В статье анализируются первые два десятилетия становления тувинской поэзии 1930–1940-х гг. Разбираются тексты сборников произведений поэзии тех лет, привлекаются архивные материалы Тувинского института гуманитарных и прикладных социально-экономических исследований.
В первую очередь поэзия опиралась на традиции народного устно-поэтического творчества, а также формировалась под влиянием русской, советской поэзии (приемы стихосложения, способы построения художественных образов, развития и углубления поэтической мысли, идейное содержание и т. д.). Наряду с Сергеем Пюрбю и Степаном Сарыг-оолом, фундамент письменной тувинской поэзии закладывали: Монгуш Идам-Сюрюн, Байкара Ховенмей, Леонид Чадамба, Салчак Самба-Люндуп, Салчак Тамба, Александр Тамба-Сюрюн, Василий Эренчин.
В 1940-е годы тувинская поэзия обрела свой неповторимый облик, заключающийся в национальной самобытности, гуманистическом пафосе борьбы за справедливость, светлое будущее и возвышение человека новой эпохи. Появились первые зрелые, знаковые произведения, ставшие классикой тувинской литературы: поэмы «Чечек» С. Пюрбю и «Саны-Мөге» С. Сарыг-оола. Так, были созданы крепкие основы гражданской, лирической и эпической поэзии Тувы.

Устанавливаются типы взаимодействия поэтической и прозаической стратегий художественного мышления в татарской и тувинской литературах на материале нэсер Ш. Анака (1928–2005) и Р. Габделхаковой (р. 1959), шулук-чугаа Э. Мижита (р. 1961) и А. Даржая (1944–2016). Выявляются параметры этнокультурной идентичности жанров нэсер и шулук-чугаа, типологически близких, но имеющих в татарской и тувинской литературах разные истоки: в татарской литературе жанровая форма нэсер восходит к средневековым литературам Востока, в которых была распространена ритмическая проза (садж), а в творчестве современных тувинских писателей шулук-чугаа появляется как результат трансгрессии жанра, характерного в основном для французской литературы.
Исследование поэтики и особенностей функционирования нэсер и шулук-чугаа в татарской и тувинской литературах конца XX — начала XXI в. базируется на сложившихся в литературоведении критериях разграничения поэзии и прозы как формальных и содержательных категорий.
Установлено, что и татарские, и тувинские авторы используют сходные приемы поэтизации прозаического текста. Отличительная особенность прозаических миниатюр Э. Мижита и элегий-нэсер Ш. Анака — влияние на изображаемый мир поэтических структур, отображающих свойства мифологического мышления. Обобщение эмоционально-психологического опыта лирических субъектов совершается на путях символизации изображаемого. В нэсер Ш. Анака и Р. Габделхаковой ритмообразующую функцию выполняет прием парадигматизации текста, введения в него сети эквивалентностей, проявляющихся как в плане содержания, так и в плане выражения. Стихотворения в прозе Э. Мижита — прозиметрические произведения, целостность которых создает взаимодополнительность поэтической и прозаической художественных картин мира. Расширение синтезирующих возможностей прозаических миниатюр в тувинской и татарской литературах продемонстрировано на примере произведений А. Даржая, в творчестве которого шулук-чугаа функционирует как емкая и гибкая художественная форма, вбирающая в себя элементы притчи, и Р. Габделхаковой, в прозе которой нэсер существует как лиро-эпическое произведение, где ведущая роль принадлежит лирической тенденции.
Проведенное исследование позволяет уточнить и углубить представления о жанровых процессах в татарской и тувинской литературах, охарактеризовать своеобразную микромодель межлитературного процесса, представленного в его синхроническом разрезе.

На материале произведений татарских (И. Юзеева, Р. Ахметзянова, Р. Гаташа) и тувинских поэтов (А. Уержаа, А. Даржая, Э. Мижита, Н. Куулара) выявляются складывающиеся в татарской и тувинской поэзии 1970–1990-х гг. типы субъектно-образных ситуаций. Они исследуются как сфера проявления национальной идентичности художественного текста и область, в которой отражаются сходные тенденции историко-литературного процесса этих лет. В решении поставленных задач были использованы системно-структурный, сравнительный и герменевтический методы исследования.
Выделены основные типы субъектно-образных ситуаций в творчестве поэтов, отражающие пути самоопределения лирического субъекта. Сделан вывод о том, что лирические герои И. Юзеева и А. Уержаа стремятся занять позицию авторефлексивной вненаходимости по отношению к самому себе, что выводит субъектно-образную целостность произведения на уровень метаизображения. В художественной системе Р. Ахметзянова и А. Даржая «я» оказывается, с одной стороны, вероятностно-множественным, не совпадающим с самим собой, а с другой — синкретическим, совмещающим в себе два вида сознания — народно-мифологическое и индивидуально-творческое. Установлено, что специфика субъектно-образной целостности лирики татарских и тувинских поэтов раскрывается и в отношениях «я» с субъектами особого типа, точнее — сверхсубъектами. Они воплощают надличностное и вненаходимое по отношению к основной лирической ситуации и ее героям активно-волевое начало.
Самостоятельными действующими лицами, обладающими бытийной полновесностью, выступают в стихотворениях Р. Ахметзянова, Э. Мижита, Р. Гаташа, А. Уержаа, Н. Куулара стихии природы, любви и творчества. В диалогической обращенности к этим сверхсубъектам, стоящим за пределами сознания «я», выявляется жизненно-творческая позиция «героя» и «автора». Решающая роль в создании выделенных типов субъектно-образных структур в татарской и тувинской поэзии данного периода принадлежит мифопоэтическим «языкам» кумуляции и параллелизма. Они вступают во взаимодействие с условно-поэтическим словом, указывающим на относительность бытийного плана образа и задающим в каждом конкретном случае его пределы.
Полученные результаты значимы для построения исторической поэтики татарской и тувинской литературы 2-й половины ХX в.