The authors consider the theoretical provisions and analyze practical examples of the activities of the investigative bodies to seize property in pre-trial proceedings in criminal cases. The relevance of this topic is determined by the fact that one of the priority activities of the preliminary investigation bodies at present is to ensure the rights and legitimate interests of citizens against criminal encroachments. The possibility of compensation to victims of harm caused by a crime in criminal procedure law is a guarantee of protection of these rights and contributes to the implementation of the purpose of criminal proceedings. Based on the results obtained, the authors conclude that it is necessary to further improve the law enforcement practice and the norms of criminal and criminal-procedure legislation in order to improve the efficiency of solving problems of identifying property that can be seized. In this connection, it is proposed to amend Part 3 of Article 104.1 of the Criminal Code of the Russian Federation, providing for the possibility of confiscation of property, regardless of the awareness of the causal relationship between the committed act and the presence of money or other property.Keywords: Criminal proceedings; Measures of procedural coercion; Investigator; Inquirer; Civil claim Penyitaan Properti sebagai Cara untuk Memastikan Kompensasi atas Kerusakan yang Disebabkan oleh Kejahatan: Teori dan Praktik AbstrakPenulis mempertimbangkan ketentuan teoritis dan menganalisis contoh praktis dari kegiatan badan investigasi untuk menyita properti dalam proses pra-persidangan dalam kasus pidana. Relevansi topik ini ditentukan oleh fakta bahwa salah satu kegiatan prioritas badan investigasi pendahuluan saat ini adalah memastikan hak dan kepentingan sah warga negara terhadap perambahan kriminal. Kemungkinan pemberian ganti rugi kepada korban kerugian yang diakibatkan oleh suatu tindak pidana dalam hukum acara pidana merupakan jaminan perlindungan terhadap hak-hak tersebut dan turut menunjang terlaksananya tujuan proses pidana. Berdasarkan hasil yang diperoleh, penulis menyimpulkan bahwa perlu lebih meningkatkan praktik penegakan hukum dan norma-norma peraturan perundang-undangan pidana dan acara pidana untuk meningkatkan efisiensi penyelesaian masalah identifikasi harta benda yang dapat disita. Sehubungan dengan itu, diusulkan untuk mengubah Bagian 3 Pasal 104.1 KUHP Federasi Rusia, yang mengatur kemungkinan penyitaan properti, terlepas dari kesadaran akan hubungan sebab akibat antara tindakan yang dilakukan dan adanya uang atau properti lainnya.Kata Kunci: Proses pidana; Tindakan paksaan prosedural; Peneliti; Penanya; Klaim sipil. Наложение ареста на имущество в целях обеспечения возмещения вреда, причиненного преступлением: теория и практика АннотацияАвторами рассматриваются теоретические положения и анализируются практические примеры деятельности органов расследования по наложению ареста на имущество в досудебном производстве по уголовным делам. Актуальность данной темы определяется тем, что одним из приоритетных направлений деятельности органов предварительного следствия в настоящее время является обеспечение прав и законных интересов граждан от преступных посягательств. Возможность возмещения потерпевшим вреда, причиненного преступлением, в уголовно-процессуальном праве является гарантией защиты данных прав и способствует реализации назначения уголовного судопроизводства. На основе полученных результатов авторы приходят к выводу о необходимости дальнейшего совершенствования правоприменительной практики и норм уголовного и уголовно-процессуального законодательства в целях повышения эффективности решения задач по установлению имущества, на которое может быть наложен арест. В связи с чем предлагают внести в ч. 3 ст. 104.1 УК РФ изменения, предусматривающие возможность конфискации имущества, вне зависимости от осведомленности о причинно-следственной связи между совершенным деянием и наличием денег или иного имущества.Ключевые слова: Ключевые слова: уголовное судопроизводство, меры процессуального принуждения, следователь, дознаватель, гражданский иск
The article presents a theoretical generalization and a new solution to the scientific problem, which is to determine the system of law enforcement bodies that interact at the regional level and the specifics of coordination of their law enforcement activities. Under the law enforcement activities, it is proposed to understand such state activity, which is carried out with the aim of protecting the right by specially authorized bodies through the application of legal measures of influence with strict observance of the procedure established by law. It was established that the system of law enforcement bodies is a unified system of specially authorized state bodies, institutions and organizations formed on the basis of legislation, which, within the limits of their competence, have the right to apply measures of persuasion and coercion in order to protect the rights, freedoms and legitimate interests of individuals and legal entities, protection of the material and spiritual values of society, protection of the constitutional system, ensuring state sovereignty, territorial integrity, inviolability and security of the state.It is advocated that the system of law enforcement bodies should be in constant interaction and coordination. The basic principles, which should be the basis for coordination of law enforcement bodies at the central and regional levels, are defined. It was stated that the system of law-enforcement bodies consists exclusively of state bodies, all of them constitute a system that corresponds to a two-tier structure: the central level and the regional level. It is noted that the only common and unchanging function that unites all law enforcement agencies in the system is the law enforcement function. ; В статье приведены теоретическое обобщение и новое решение научной задачи, заключающейся в определении системы правоохранительных органов, взаимодействующих на региональном уровне и особенности координации их правоохранительной деятельности. Под правоохранительной деятельностью предлагается понимать такую государственную деятельность, осуществляемая с целью охраны права специально уполномоченными органами путем применения юридических мер воздействия со строгим соблюдением установленного законом порядка. Установлено, что система правоохранительных органов представляет собой единую систему специально уполномоченных государственных органов, учреждений и организаций, образованных на основе законодательства, в пределах своей компетенции имеют право применять меры убеждения и принуждения с целью защиты прав, свобод и законных интересов физических и юридических лиц, защиты материальных и духовных ценностей общества, защиты конституционного строя, обеспечения государственного суверенитета, территориальной целостности, неприкосновенности и безопасности государства. Отстаивается позиция, система правоохранительных органов должен находиться в постоянном взаимодействии и координации. Определены основные принципы, которые должны быть положены в основу координации правоохранительных органов на центральном и региональном уровнях. Констатировано, что система правоохранительных органов составляют исключительно государственные органы, все они составляют собой систему, которая отвечает двухуровневой структуре: центральный уровень и региональный уровень. Обращено внимание, что одним общим и неизменной функцией, которая объединяет все правоохранительные органы в систему является правоохранительная функция. ; У статті наведено теоретичне узагальнення та нове вирішення наукового завдання, що полягає у визначенні системи правоохоронних органів, які взаємодіють на регіональному рівні та особливості координації їх правоохоронної діяльності. Під правоохоронною діяльністю пропонується розуміти таку державну діяльність, яка здійснюється з метою охорони права спеціально уповноваженими органами шляхом застосування юридичних заходів впливу із суворим дотриманням встановленого законом порядку. Встановлено, що система правоохоронних органів представляє собою єдину систему спеціально уповноважених державних органів, установ та організацій, утворених на основі законодавства, які у межах своєї компетенції мають право застосовувати заходи переконання і примусу з метою захисту прав, свобод і законних інтересів фізичних і юридичних осіб, захисту матеріальних і духовних цінностей суспільства, захисту конституційного ладу, забезпечення державного суверенітету, територіальної цілісності, недоторканості і безпеки держави. Обстоюється позиція, що система правоохоронних органів має перебувати у постійній взаємодії та координації. Визначено основні принципи, які мають бути покладені в основу координації правоохоронних органів на центральному та регіональному рівнях. Констатовано, що систему правоохоронних органів складають виключно державні органи, усі вони складають собою систему, яка відповідає дворівневій структурі: центральний рівень та регіональний рівень. Звернено увагу, що єдиною спільною та незмінною функцією, яка об'єднує усі правоохоронні органи в систему є правоохоронна функція.
Феномен коррупции присущ обществу на всех этапах его развития, а также различным сегментам общественной жизни и имеет достаточно глубокие исторические корни, обусловлен социальными, экономическими и политическими факторами, а также характеризуется специфическими национально-государственными формами воплощения. Коррупция в сочетании с непрофессионализмом чиновников является одной из главных причин социально-экономических кризисов. Проблема противодействия коррупции никогда не теряла своей актуальности. Особое место занимает реализация правоохранительной политики, которая связана с применением мер государственного принуждения к правонарушителям, обеспечением исполнения назначенных мер наказания (взыскания), а также с реализацией мероприятий, направленных на предупреждение правонарушений в будущем, в данном случае, преступлений коррупционной направленности. Цель исследования заключается в рассмотрении отечественного и зарубежного опыта реализации правоохранительной политики в сфере противодействия коррупции. Для достижения поставленной цели решаются задачи по раскрытию понятия правоохранительной политики, а также анализируются меры противодействия коррупции на зарубежном и отечественном уровне. Исследование правоохранительной политики в сфере противодействия преступлениям коррупционной направленности основывается на анализе причин и условий развития коррупционных преступлений. Особенность исследования заключается в том, что анализируется богатый опыт, имеющийся в международном сообществе относительно противодействия коррупции. Анализируется содержание антикоррупционной стратегии как комплекса правовых, политических, организационных мер, направленных на: 1) формирование антикоррупционной настроенности общества; 2) повышение осведомленности о вреде коррупции; 3) обеспечение международных стандартов квалификации коррупционных правонарушений, унификации юрисдикционных параметров; 4) создание атмосферы прозрачности, в первую очередь, в финансовой сфере для обеспечения возможности выявления коррупционных деяний; 5) соблюдение принципа неотвратимости наказания; 6) обеспечение справедливого возмещения ущерба от коррупционных преступлений пострадавшим субъектам. Раскрывается опыт противодействия коррупции Финляндии, Дании, Новой Зеландии, Исландии, Сингапура, Швеции, Канады, Нидерландов, Люксембурга, Норвегии, Австралии, Швейцарии, Великобритании, Гонконга, Австрии, Израиля, США, Чили, Ирландии, Германии, Японии. Важность исследования правоохранительной политики в сфере противодействия коррупции заключается в необходимости разработки своевременной и эффективной профилактической программы, направленной на предупреждение преступлений, коррупционной направленности. ; The phenomenon of corruption is inherent to society at all stages of its development, as well as various segments of public life and has enough deep historical roots, due to social, economic and political factors, as well as characterized by specific national and state forms of embodiment. Corruption combined with the lack of professionalism of officials is one of the main causes of social and economic crises. The problem of anti-corruption has never lost its relevance. A special place is given to the implementation of law enforcement policy that is associated with the use of state coercion measures against offenders, enforcement of the imposed measures (sanctions), as well as the implementation of measures aimed at preventing crime in the future, in this case of corruption crimes. The purpose of research is to explore the domestic and international experience in the implementation of judicial policy in countering corruption. To achieve this goal solves problems disclosure concepts of law enforcement policies and anti-corruption measures are analyzed in the foreign and domestic level. The study of law enforcement policy in combating crimes of corruption is based on an analysis of the causes and conditions for the development of corruption crimes. Feature of the study is that analyzes the wealth of experience available in the international community on combating corruption. The content of anti-corruption strategy as a set of legal, political and organizational measures aimed at: 1) the formation of the anti-corruption mood of society; 2) to raise awareness about the dangers of corruption; 3) international qualification standards corruption offenses, harmonization of jurisdictional parameters; 4) creation of transparency of the atmosphere, primarily in the financial sector to enable the identification of acts of corruption; 5) principle of inevitability of punishment; 6) ensuring fair compensation to victims of crimes of corruption factors, is analyzed. The anti-corruption experience of countries such as Finland, Denmark, New Zealand, Iceland, Singapore, Sweden, Canada, the Netherlands, Luxembourg, Norway, Australia, Switzerland, United Kingdom, Hong Kong, Austria, Israel, USA, Chile, Ireland, Germany, Japan is disclosed. Importance of the study of law enforcement policy in fighting corruption is the need for timely and effective prevention programs aimed at preventing crimes of corruption.
In the scientific article an analysis of the philosophical views of A.V. Lunacharsky concerning important social priorities that arise in the conditions of the cultural transformations of the first half of the twentieth century on the example of the social experiment of the Bolsheviks during the "cultural revolution" and in the period of the creation of the so-called proletarian society. The theorist believed that the proletariat, in the process of historical heredity and in the transition to socialist culture, should play an exclusive and avant-garde role and be a legitimate heir not only of the productive forces created in the depths of the bourgeois society, but also of the heir of all material and cultural values. By defending collectivism as the basis of communist education, the philosopher claims that one must think, as "we," to become a living, useful, responsible body, part of this "we". But at the same time A. Lunacharsky warned that this upbringing did not lead to the appearance of "herding", complete degradation of the individual, loss of originality and individuality rights. As a result of education in the personality, individual characteristics, talents, appropriate skills that people absorb and which society offers to them should be developed. It has been proved that the content and essence of cultural transformations during the formation of a socialist society contributed to the formation of totalitarianism on the basis of social myths and revolutionary romanticism. In general, through the prism of philosophical considerations, AV Lunacharsky, on the impact of cultural transformations on the values of society, we can see the attempts of the Bolsheviks to create a corporate system on a socialist basis, in which much attention was paid to the cultural and ideological spheres, without which it was impossible to create effective mechanisms for the management and management of society and to develop a social myth about the communist society as the spiritual reference point of mankind. The emphasis is placed on the fact that the so-called "revolutionary romanticism", which was inherent in many Soviet theorists of the first half of the twentieth century, essentially justified any means of violence and coercion of man in the cultural and ideological spheres in order to form a happy future, aimed at steadily moving in the fairway political attitudes and directives of the authorities. It is proved that the elements of the dictatorship of the proletariat, which were regarded as temporary measures, have gradually become the permanent basis for the formation of totalitarianism.Keywords: cultural revolution, cultural heritage, values, culture, art, collectivism, personality. ; У науковій статті здійснено аналіз філософських поглядів А.В. Луначарського щодо важливих суспільних пріоритетів, які виникають в умовах культурних трансформацій першої половини ХХ століття на прикладі соціального експерименту більшовиків під час «культурної революції» та в період створення так званого «пролетарського» суспільства. Теоретик вважав, що пролетаріат у процесі історичної спадковості та при переході до соціалістичної культури має відігравати виключну й авангардну роль й бути законним спадкоємцем не тільки виробничих сил, створених у надрах буржуазного суспільства, але й спадкоємцем усіх матеріальних та культурних цінностей. Доведено, що зміст й сутність культурних трансформацій під час становлення соціалістичного суспільства сприяв формуванню тоталітаризму на підгрунті соціальних міфів та революційної романтики. У цілому, через призму філософських міркувань А.В. Луначарського щодо впливу культурних трансформацій на ціннісні пріоритети суспільства, ми можемо побачити спроби більшовиків створити корпоративну систему на соціалістичних засадах, у якій велика увага приділялася культурній та ідеологічній сферам, без яких неможливо було створити дієві механізми для керування й управління суспільством та виробити соціальний міф про комуністичне суспільство як духовний орієнтир людства. Акцентується увага на тому, що так звана «революційна романтика», яка була притаманна багатьом радянським теоретикам першої половини ХХ століття, по суті виправдовувала будь-які засоби насилля й примусу людини у культурній та ідеологічній сферах заради формування щасливого майбутнього, цілеспрямовувала неухильно рухатися у фарватері політичних установок й директив влади. Доведено, що елементи диктатури пролетаріату, які розглядалися як тимчасові міри, по суті поступово стали перманентними основами формування тоталітаризму.Ключові слова: культурна революція, культурна спадщина, цінності, культура, мистецтво, колективізм, особистість. В научной статье осуществлен анализ философских взглядов А.В. Луначарского на важные общественные приоритеты, которые возникают в условиях культурных трансформаций первой половины ХХ века на примере социального эксперимента большевиков во время «культурной революции» и в период создания так называемого пролетарского общества. Теоретик считал, что пролетариат в процессе исторической наследственности и при переходе к социалистической культуре должен играть исключительную и авангардную роль и быть законным наследником не только производственных сил, созданных в недрах буржуазного общества, но и наследником всех материальных и культурных ценностей. Доказано, что содержание и сущность культурных трансформаций в период становления социалистического общества, способствовали формированию тоталитаризма на почве социальных мифов и революционной романтики. В целом, через призму философских размышлений А.В. Луначарского о влиянии культурных трансформаций на ценностные приоритеты общества, мы можем увидеть попытки большевиков создать корпоративную систему на социалистических началах, в которой большое внимание уделялось культурной и идеологической сферам, без которых невозможно создать действенные механизмы для управления и руководства обществом и выработать социальный миф о коммунистическом обществе как духовном ориентире человечества. Акцентируется внимание на том, что так называемая «революционная романтика», которая была присуща многим советским теоретикам первой половины ХХ века, по сути оправдывала любые средства насилия и принуждения человека в культурной и идеологической сферах во имя формирования счастливого будущего, целенаправленно ориентировала на неуклонное движение в фарватере политических установок и директив власти. Доказано, что элементы диктатуры пролетариата, которые рассматривались как временные меры, по сути постепенно стали перманентными основами формирования тоталитаризма.Ключевые слова: культурная революция, культурное наследие, ценности, культура, искусство, коллективизм, личность. In the scientific article an analysis of the philosophical views of A.V. Lunacharsky concerning important social priorities that arise in the conditions of the cultural transformations of the first half of the twentieth century on the example of the social experiment of the Bolsheviks during the "cultural revolution" and in the period of the creation of the so-called proletarian society. The theorist believed that the proletariat, in the process of historical heredity and in the transition to socialist culture, should play an exclusive and avant-garde role and be a legitimate heir not only of the productive forces created in the depths of the bourgeois society, but also of the heir of all material and cultural values. By defending collectivism as the basis of communist education, the philosopher claims that one must think, as "we," to become a living, useful, responsible body, part of this "we". But at the same time A. Lunacharsky warned that this upbringing did not lead to the appearance of "herding", complete degradation of the individual, loss of originality and individuality rights. As a result of education in the personality, individual characteristics, talents, appropriate skills that people absorb and which society offers to them should be developed. It has been proved that the content and essence of cultural transformations during the formation of a socialist society contributed to the formation of totalitarianism on the basis of social myths and revolutionary romanticism. In general, through the prism of philosophical considerations, AV Lunacharsky, on the impact of cultural transformations on the values of society, we can see the attempts of the Bolsheviks to create a corporate system on a socialist basis, in which much attention was paid to the cultural and ideological spheres, without which it was impossible to create effective mechanisms for the management and management of society and to develop a social myth about the communist society as the spiritual reference point of mankind. The emphasis is placed on the fact that the so-called "revolutionary romanticism", which was inherent in many Soviet theorists of the first half of the twentieth century, essentially justified any means of violence and coercion of man in the cultural and ideological spheres in order to form a happy future, aimed at steadily moving in the fairway political attitudes and directives of the authorities. It is proved that the elements of the dictatorship of the proletariat, which were regarded as temporary measures, have gradually become the permanent basis for the formation of totalitarianism.Keywords: cultural revolution, cultural heritage, values, culture, art, collectivism, personality.
В статье предпринимается попытка выделения множества когнитивных оснований социальной интеграции, порождаемых процессами становления структур межличностной кооперации сетевого типа, и построения на их основании когнитивных моделей восходящей и нисходящей социальной динамики, описывающих соответственно процессы вырастания сети в иерархию и, напротив, распада иерархии на коррупционированные сети. Иерархии и сети: два полюса процесса социальной интеграции Как известно, социальная сеть - это совокупность устойчивых межличностных связей, которые носят добровольный и, как правило, относительно симметричный характер, когда сумма асимметрий, т.е. различий в статусе, влиянии или обладаемых ресурсах внутри одной сети не имеет своим следствием принудительное господство кого-либо внутри нее. Поэтому идельный тип сети - сбалансированная совокупность горизонтальных связей, когда обмен разного рода ресурсов друг на друга, на чем, собственно, построено абсолютно любое социальное взаимодействие,1 происходит преимущественно в силу внутренних мотиваций участников, а не внешнего принуждения. В этом плане сети четко противопоставляются иерархиям, поскольку в последних, напротив, как раз более существенен элемент принудительного соподчинения. В отличие от сетей, иерархии носят ярко выраженный вертикальный характер, который часто может принимать форму разного рода пирамидальных конструкций. В этом случае уместно говорить о внутренней несбалансированности социальной конструкции, когда различия в статусе, влиянии и обладании ресурсами между участниками объединения не сбалансированы и имеют следствием принудительное господство одних над другими. Ресурсный обмен тут имеет характер преимущественно отъема ресурсов вышестоящими у нижестоящих. Можно выделить два типа иерархий. Первый из них существует уже в животном мире. Его можно назвать этологической иерархией. Последние очень хорошо изучены специалистами по этологии (поведению) животных2. Иерархии такого типа обычно представляют собой конструкцию, в рамках которой четко выделяются особи, которые осуществляют регулярное насилие над другими особями. Те, в свою очередь, подчиняются, из страха перед насилием. Этологические иерархии существуют и в человеческом мире, например, в тюрьмах, в казармах, в подростковых бандах. Второй тип иерархии характерен для человеческих сообществ и не встречается у животных. Это - институциональные иерархии. Они также имеют ярко выраженный характер «пирамид» соподчинения. Однако грубое насилие в их рамках частично (но всегда не полностью, так как физическое насилие сохраняется) заменяется идеологией и культурой (т.е. системой представлений, ценностей и легитимных практик). В рамках институциональных иерархий всегда существует легитимность, т.е. вышестоящие не просто вынуждают нижестоящих подчиняться путем насилия и страха, но нижестоящие, в той или иной степени, добровольно соглашаются подчиняться. В связи с этим институциональные иерархии в чем-то начинают приближаться к сетям, так как возникает момент добровольности взаимодействия между властвующими и подвластными. Однако существует различие между сетевыми и институционально-иерархическими структурами, которое никогда не преодолевается. Оно заключается в том, что сети всегда неформальны, тогда как институциональные иерархии всегда формальны. В свою очередь, сети взаимодействуют с институтами. Институты, являясь совокупностями правил поведения (определение Д. Норта3), действительно, не могут обходиться без сетей. Продемонстрируем причину этого. Институты бывают двух типов - формальные и неформальные. Первые развиваются в иерархических организациях как правила поведения внутри них (т.е. они представляют собой тот способ, каким этологические иерархии исторически превращаются в институциональные). Вторые являются способом интерпретации формальных институтов в реальном поведении людей. Однако такие интерпретации должны опираться на какие-то неформальные социальные структуры. Последними выступают социальные сети. В этом плане институты являются различного рода конфигурациями социальных сетей. Сети, как мы отмечали выше, носят ярко выраженный неформальный характер. Однако формальные институты постепенно развиваются на их основе по линии: конфигурация сетей - неформальный институт - формальный институт4. Ниже мы попробуем обратиться к анализу того, каким образом из разных конфигураций и особенностей сетей вырастают те или иные социальные институты. Для этого, прежде всего, подробнее рассмотрим понятие социальной интеграции, которая имеет сетевые механизмы. Типы сетевой интеграции Сеть является базовым способом самоорганизации любого социального организма, интегрируя своих участников на единых основаниях. Основания интеграции при этом могут быть вполне разнокачественными. Так, вполне можно говорить об интеграции сетей на уровне практик, когда участники сети, в силу необходимости внешнего либо внутреннего характера, вынуждены взаимодействовать друг с другом, но при этом могут исходить из разных ценностей и разных представлений о внешнем мире. Примером внешней вынужденности может служить армия, где этологическое насилие - первичный и главный способ превращения новобранцев в боеспособный личный состав, примером внутренней - взаимодействие продавца и покупателя, когда сделка купли-продажи совершается безотносительно к ценностям и мировоззрению каждой из сторон, но при этом может иметь следствием возникновение устойчивого симбиоза одного и второго. В равной мере можно говорить об интеграции сетей на уровне ценностей, когда участники сети могут исходить из одинаковых представлений о добре и зле, о плохом и хорошем и о правильном и неправильном, но при этом сети могут как не иметь иной операциональной интеграции, кроме ситуативной, так и могут исходить из принципиально разных представлений о внешнем мире. Примером простейших ситуативных ценностно интегрированных сетей может быть общественная реакция на чье-либо явное девиантное поведение, например, реакция публики на случаи уличного насилия, выражающаяся через осуждение, либо, скажем, положительная реакция общественности на мероприятия властей по благоустройству уличного и дворового пространства, которая отнюдь не обязана вести ни к пересмотру участниками сети своего отношения к власти, ни тем более к появлению у одобряющего массива неких практик кооперации. Также можно говорить и об интеграции сетей на уровне онтологии, когда общим для участников сети будет являться их картина внешнего мира, но из этого не проистекает ни ценностная, ни операциональная интеграция. Примером последних могут быть студенческие сети первокурсников, когда общее для всех участников представление о ключевой роли знаний в жизни человека совсем еще не предполагает ни наличия у них общих ценностей, которые будут соответствовать скорее ценностям тех социальных страт, из которых происходят первокурсники, ни совместных практик за пределами учебного процесса, который сам по себе эти практики может и не порождать, как мы рассмотрели выше. При этом сети могут расти и развиваться, прибавляя к своей базовой характеристике дополнительную: так, операциональная интеграция может порождать и ценностную и даже онтологическую, и примером тому - череда «солдатских императоров» в Древнем Риме; ценностная интеграция может порождать как совместные практики, так и общую онтологию, ярким примером чему являются российские народники 19 века; и онтологическая интеграция может порождать также как интеграцию на уровне ценностей, так и на уровне совместных практик - наглядным примером чему может служить как научно-исследовательская деятельность, порождающая в итоге новый проект более или менее широкой реальности, от технической до социальной, и совместную деятельность по ее воплощению, так и деятельность любых религиозных движений и сект, претендующих на репрезентацию альтернативной легитимной модели мира. Кроме как расти, сети могут и деградировать, в процессе распада теряя в той либо иной степени один, два либо все три типа интеграции, но при этом демонстрируя и устойчивость в состоянии «полураспада», и потенциал регенерации в состоянии полного распада, - примером может служить судьба любого аристократического класса в эпоху революционных и особенно постреволюционных перемен. Видимым апогеем развития сети является вырастание на ее основе иерархии того либо иного типа. Иерархия, в отличие от сети, должна демонстрировать наличие как операциональной, так и ценностной и онтологической интеграции ее участников, иначе ее устойчивое функционирование попросту невозможно в течение сколь-нибудь длительного периода времени, в силу чего предпосылкой ее возникновения резонно считать достижение сетью всех трех уровней интеграции. При распаде иерархии, однако, этот принцип срабатывает с существенным «замедлением» - социальный институт может длительное время существовать и после утраты им части интегрирующих оснований, например, в случае собственной маргинализации и перемещения на периферию актуальной социальной реальности или в случае ситуативного отсутствия в непосредственных границах его социального пространства более эффективной сложившейся альтернативы. В последнем случае самосохранение деградировавшего института явно будет прямо коррелировать с его способностью предотвращать вырастание конкурирующих альтернатив. Моделирование восходящей динамики: от сети к иерархии Таким образом, мы можем исходить из того, что интеграция сетей на уровне практик, на уровне ценностей и на уровне онтологии есть часть одного и того же процесса возникновения иерархии, когда она, обретая новые типы интеграции, тем самым проявляется в реальности, пошагово переходя из качества эссенции в состояние экзистенции. Операциональная, ценностная и мировоззренческая интеграция, соответственно, описывают разные качества одного и того же объекта, а именно - иерархии, а эти качества, в свою очередь, вполне соотносятся с категориями «формы» (операциональная интеграция), «содержания» (ценностная интеграция) и «меры» (онтологическая интеграция). Поскольку сети возникают не на пустом месте, а на основе уже существующих социальных сетей и, как минимум, неформальных иерархий (хотя бы тех же семейно-родственных), то процесс вырастания сети мы можем описать как обретение каждым из типов интеграции нового, по сравнению с обретавшимся, качества. Обозначив наличествовавшие уровни интеграции как А, В и С соответственно, а обретенные - как А1, В1 и С1, мы получим следующую принципиальную схему алгоритмов эволюции сетей, где U - изначальное «ядерное» состояние социального субъекта, когда новая иерархия и новые сети существуют исключительно в чистой потенции, а U1 - обретенное в ходе эволюции новое «ядерное» состояние, когда после сетевого периода эволюции возникает полноценная институализированная иерархия: