In this article some principal peculiarities of labour conflicts in Soviet Russia are revealed into conditions of realization state politics was got name war communism (1918-1920). From both historical and legal aspects the reasons of beginning labour conflicts, forms of their implementation and protest demands of appropriate subjects of labour conflicts are considered. Also in this article is indicated that labour conflicts had mass character and high degree of intensity on primary stage of construction of socialist labour organization system( as the historical new from of the working process organization). The attention is accented on circumstance that mass labour conflicts are objective, inevitable and natural manifestation of working protest into concrete historical conditions of considering period. Author lay down his main aim is short analysis of conflicts were originated in social and labour sphere of Russian society and also legal methods of their solution. Sources of information about labour conflicts problems of that period are analyzed in this work, appropriate quotations are also maid and juridical and normative deeds were become legal base of such conflicts solution are considered.
The article analyzes the conceptual foundations of "prophetic" socialism by Max Scheler (1874–1928). The main principles of a new political and ideological doctrine at that time, designed to become, according to the plan of its creator, an "antidote" to Marxism, are considered. The author analyzes Scheler's argumentation, directed, on the one hand, against socialism in the Marxist interpretation, and on the other, at proving the legitimacy of using the terms "Christian socialism" and "Christian prophetic socialism". Scheler opposes socialism, first of all, to individualism, which he interprets in social and moral-philosophical senses, and only secondarily to liberalism and capitalism. Socialism and individualism, which now appear as antagonistic tendencies of sociocultural development, are for him two equally necessary and interrelated essential principles of the social being of a person, understood as a spiritual-bodily social being. Individualistic tendencies, according to Scheler, prevailed over socialist tendencies in the West in modern times, therefore socialism in its Marxist interpretation turned out to be so in demand in the late 19th and early 20th centuries. But the destruction of private property is contrary to Christianity. "Forced communism" does not bring with it heaven on earth, but catastrophe and cultural degradation, he foreshadows. Based on the teachings of the Church Fathers and starting from the Catholic social doctrine, Scheler offers his vision of an ideal society in the form of a "personal community" (Personengemeinschaft), corresponding to the true destiny of a person. In it, the individual and social principles are in harmony and interdependent development. Scheler opposes the "prophetic" method of comprehending socio-historical reality, applied proceeding from the Christian solidarism ideal, to the materialistic understanding of history. He points to three advantages of his methodology: it takes into account human freedom, the uniqueness of a historical event, combines all types and methods of human cognition, without absolutizing the scientific form of knowledge. The author reveals the deep content of Scheler's definition of Marxism as "the protest ideology of oppressed classes", drawing on the analysis of the "sociological doctrine of idols" of the late Scheler. In it, he reveals the pre-reflexive prerequisites for the formation of class ideologies. The author points to the essential kinship of the class prejudices about which the German philosopher wrote, and the national-mental prejudices of the political elites of the leading Western countries. In conclusion, he raises the question of how relevant the problems raised in Scheler's article are today in the context of modern Russian realities. ; В статье анализируются концептуальные основы «пророческого» социализма Макса Шелера (1874–1928). Рассматриваются основные принципы новой по тем временам политически-идеологической доктрины, призванной стать, по замыслу ее создателя, «противоядием» марксизму. Автор анализирует аргументацию Шелера, направленную, с одной стороны, против социализма в марксистской трактовке, с другой – на доказательство правомерности использования терминов «христианский социализм» и «христианский пророческий социализм». Социализм Шелер противопоставляет в первую очередь индивидуализму, который он истолковывает в социально- и нравственно-философском смыслах, и лишь во вторую – либерализму и капитализму. Социализм и индивидуализм, предстающие ныне как антагонистические тенденции социокультурного развития, – это для него два одинаково необходимых и взаимосвязанных сущностных начала общественного бытия человека, понимаемого как духовно-телесное социальное существо. Индивидуалистические тенденции, считает Шелер, возобладали над социалистическими на Западе в Новое время, поэтому социализм в его марксистской трактовке и оказался столь востребованным в конце XIX и начале XX вв. Но уничтожение частной собственности противно христианству. «Принудительный коммунизм» несет с собой не рай на Земле, а катастрофу и культурную деградацию, предвещает он. Опираясь на учения отцов церкви и отталкиваясь от католической социальной доктрины, Шелер предлагает свое видение идеального социума в форме «личностной общности» (Personengemeinschaft), соответствующей истинному предназначению человека. В нем индивидуальное и социальное начала находятся в гармонии и взаимообусловленном развитии. «Пророческий» метод постижения социально-исторической действительности, применяемый, исходя из христианско-солидаристского идеала, Шелер противопоставляет материалистическому пониманию истории. Он указывает на три преимущества своей методологии: она учитывает свободу человека, неповторимость исторического события, соединяет в себе все виды и способы человеческого познания, не абсолютизируя научную форму знания. Автор раскрывает глубокое содержание шелеровской дефиниции марксизма как «протестной идеологии угнетенных классов», привлекая к анализу «социологическое учение об идолах» позднего Шелера. В нем он выявляет дорефлексивные предпосылки формирования классовых идеологий. Автор указывает на сущностное родство классовых предрассудков, о которых писал немецкий философ, и национально-ментальных предрассудков политических элит ведущих стран Запада. В заключение он ставит вопрос о том, насколько проблемы, поднятые в статье Шелера, актуальны сегодня в контексте современных российских реалий.
The paper investigates the problem of study and interpretation of totalitarianism by French researchers in the 20th century. The author focuses on issues related to overcoming the totalitarian past. The paper covers potential problems and options of overcoming totalitarianism suggested by French authors. ; В статье исследуются проблемы изучения и интерпретации тоталитаризма французскими исследователями в ХХ веке. Автор акцентирует внимание на вопросах, связанных с преодолением тоталитарного прошлого. Рассматриваются возможные проблемы и варианты выхода из тоталитаризма, предлагаемые французскими авторами.
В статье исследуются проблемы изучения и интерпретации тоталитаризма французскими исследователями в ХХ веке. Автор акцентирует внимание на вопросах, связанных с преодолением тоталитарного прошлого. Рассматриваются возможные проблемы и варианты выхода из тоталитаризма, предлагаемые французскими авторами. ; The paper investigates the problem of study and interpretation of totalitarianism by French researchers in the 20 th century. The author focuses on issues related to overcoming the totalitarian past. The paper covers potential problems and options of overcoming totalitarianism suggested by French authors.
В работе исследуются особенности проведения продполитики (как составной части военного коммунизма) на примере одного села, особенности реакции крестьян на действия властей. Документальные материалы, приведенные в работе, дают возможность более объективно взглянуть на соответствие политического курса реалиям гражданской жизни и социально-экономической ситуации.The author presented a research of the peculiarities of product policy (as part of military communism) on the example of a village, features of the reaction of the peasants to the activities of authorities. The article presents a documentary material, which provides a more objective look at the compliance of policy realities with the civilian life and socio-economic situation.
Рассмотрены процессы демократизации в России 1990-х гг. в контексте трансформации политико-идеологической сферы. Показано, что либерально-демократические идеи и ценности, доминирующие в российской политической жизни в начале переходного этапа, к концу 1990-х гг. вошли в противоречие с актуальными политическими практиками и авторитарными тенденциями российской власти. ; The article aims to analyze the essence and trends in the axiological and ideological dynamics of Russian political life in the 1990s. The collapse of the united political and economic space of the Soviet Union was largely predetermined by the delegitimization and crash of the ideology and values of the regime. The mass appeal of the ideas of liberal democracy, democratic institutions and practices opposed the Soviet model and caused spiritual and axiological foundations for conflicts and tension. Confrontation between the principles of pluralism and democracy on the one hand and total utopian collectivism and unification on the other hand in Russia in the late 1980s early 1990s determined the acute clash of ideological positions, both within society and in politics. A key element of the symbolic struggle in the new Russian reality was refusal from the Soviet past and rejection of the features of the totalitarian period. A transitology model allows to consider the entire process of democratization of the social, cultural and political life as a factor of axiological and ideological space functioning. Formation and institutionalization of many ideological platforms took place under the influence of democratic ideas. However, the spontaneous use of democratic practices by Russian society and elites led only to the nominal execution of democratic procedures. The initial competition of multiple party ideologies was accompanied by institutional processes based on the dominance of presidential power according to the Constitution. It determined the decrease in the competitive potential of the political forces whose ideological struggle was limited to the frames of the weakened parliament. This is how authoritarian tendencies and the movement to the unification of the ideological space appeared in Russian politics. It is shown that the political realias of the 1990s and traditions of rule and subordination in Russia led to the establishment of the so-called "illiberal democracy" (F. Zakaria) as a political order. The ideological orientations of liberal democracy came into conflict with the real structure of power which traditionally related to the authoritarian model. The combination of election procedures and authoritarian practices in the common political and cultural context of the democratic paradigm formation in Russia led to the disappointment in democratic procedures and values. The basic values-and-meaning dominants in the society's mood ("stability" and "security") were determined at the turn of the 21st century. The image of the new power was constructed on that basis.
Статья посвящена малоисследованному аспекту властных отношений, а именно феномену так называемой духовной власти. Слабость современных исследований духовности, духовной власти, места церкви в политике и т. д. заключается в том, что подавляющее их большинство ведется в рамках оппозиций «светское религиозное», «государственное гражданское», «тоталитарное демократическое». В данной статье предпринимается попытка подступа к онтологии духовной власти, которая должна поставить под вопрос подобный бинарный дискурс. В качестве материала статьи использована работа Д. Зильбермана «Православная этика и материя коммунизма». Авторы опираются на некоторые тезисы его концепции с целью наметить контуры онтологии духовной власти. Вслед за Зильберманом рассматриваются два типа христианского мистицизма, обусловленные различием субъектной позиции по отношению к религиозному (мистическому) опыту, затем показываются его социальные и политические импликации, под прямым влиянием которых сформировался византийско-российский цивилизационный тип, а впоследствии и советский социализм.Употребляя словосочетание «духовная власть», авторы имеют в виду не столько авторитет и/или возможность клира, святого, церкви или духовной общины осуществлять властные воздействия, сколько определенную идеальную установку, носящую, если можно так выразиться, структурно-онтологический характер. Последнее обстоятельство означает, что такая установка лежит в основе менталитета и социального поведения, выходя далеко за пределы своего непосредственного смыслового содержания. По причине того, что такая установка выполняет функции основания, она, как правило, не осознается субъектами в этом своем управляющем, «фундаментальном» качестве. Авторы приходят к выводу, что духовная власть в вышеуказанном смысле характеризуется 1) определенной идеальной установкой и 2) множественными материальными практиками, которые данную установку поддерживают и воспроизводят. Идеальная установка и конституирующие ее практики, рассматриваемые в модусе события, есть очаг 3) формирования субъекта и соответствующего данному субъектному профилю 4) типа властных отношений в обществе. Все вышеперечисленное имманентно определенной 5) культурной традиции.Все пять элементов духовной власти являются инвариантами, посредством которых сохраняется тип доминирующей социальной детерминации. В рамках него могут возникать противоречащие друг другу секулярные или религиозные формы, внутри которых, тем не менее, прослеживается выраженное структурное сходство, типологический параллелизм. Словарь, идеология и социальная практика в них различны, однако совпадают способы высказывания, процедуры согласования, воспроизводство вытеснения и специфические антагонизмы. ; Article is devoted to an under-investigated aspect of power relations, namely to the phenomenon of the so-called spiritual power. Low quality of modern researches of spirituality, spiritual power, the place of church in politics, etc., is due to the fact that vast majority of them is carried out within the oppositions of secular to religious, of state to civil, of totalitarian to democratic. It's an attempt to approach ontology of the spiritual power which is to call this binary discourse into question. D. Zilberman's work of «Orthodox Ethics and the Matter of Communism» is taken as the main source. The authors are guided by some theses of his concept with the purpose to plan contours of ontology of the spiritual power. Following Zilberman two types of Christian mysticism conditioned by distinction of a subject position in relation to religious (mystical) experience are considered and after that its social and political implications, that directly helped create the Byzantine-Russian civilization type and subsequently the Soviet socialism, are shown.Using the phrase «spiritual power», authors mean not so much authority (and / or opportunity to influence authoritatively) of the clergy, the sacred, the power of church or a spiritual community, but first of all a certain ideal paradigm having structural and ontological character so to speak. The latter aspect means that such paradigm is the cornerstone of mentality and social behavior, coming out far beyond the direct semantic contents. Since such paradigm functions as a basis, it, as a rule, isn't understood by subjects as guiding and «fundamental». Authors come to a conclusion that spiritual power in the specified meaning is: 1) a certain ideal paradigm and 2) multiple material practicians that support this paradigm and reproduce it. The ideal paradigm and the practicians constituting it considered in a mode of an event are the center of 3) formation of the subject and subject profile 4) type of the power relations in society. All the above mentioned is immanent to a certain 5) cultural tradition.All five elements of the spiritual power are invariants by means of which a certain type of dominating social determination is maintained. Inside it there can be contradictory secular or religious forms, within each of them, nevertheless, structural similarity, typological paral-lelism can be traced. Their terms, ideology and social practice are different; ways of expression, coordination procedure, reproduction of replacement and specific antagonisms however coincide.
В статье анализируется применимость к советскому обществу («реальному социализму», «историческому коммунизму») теории тоталитаризма, объединяющей в рамки одного целого советскую («сталинскую») систему и Третий рейх («гитлеровскую систему»), а также интерпретации «реального социализма» как возрождения докапиталистического строя (феодализма или «азиатского» способа производства). Автор показывает принципиальное различие между Третьим рейхом и СССР. В первом случае мы имеем капиталистическое общество с антагонистическими классами и буржуазией, частной собственностью, рынком, формальным, институционально зафиксированным разделением на публичную и частную сферы. Во втором системный антикапитализм, отрицающий частную собственность, классовую эксплуатацию, «свободный рынок». Имелись и существенные идеологические различия, отражавшие принципиальное несходство социально-экономического строя. Советская идеология с ее универсализмом, установкой на прогресс, свободу, равенство, братство развивалась в рамках геокультуры Просвещения, представляя собой левый проект европейского Модерна. Нацистская идеология была партикуляристской на расово-этнической основе, отрицая Просвещение с его ценностями. Попытка сторонников теории тоталитаризма в ее «красно-коричневой», т. е. объединяющей СССР и Третий рейх как «левую» и «правую» стороны одной медали, спасти ее, упирая на наличие в обоих случаях тотального контроля, терпит крах. Во-первых, в СССР, в отличие от нацистской Германии, тотальный контроль так и не был достигнут. Во-вторых, тотальный контроль или стремление к нему характеризует большинство существовавших в истории структур от Древнего Египта, традиционного Китая и абсолютистской Франции до современных корпораций. В таком случае тоталитаризм оказывается всемирным феноменом, а термин утрачивает свою научную состоятельность: тоталитаризм везде = тоталитаризм нигде. «Красно-коричневая» версия концепции тоталитаризма представляется не просто ненаучной, но антинаучной и пропагандистской. ; The article deals with the problem of the applicability of two theories of Western social and political science to the Soviet society ("really existing socialism", "historical communism"). These are the theory of totalitarianism and the interpretation of the Soviet society which treats it as a resurrection of a pre-capitalist order either feudalism or the "Asiatic" mode of production. The article shows a critical qualitative distinction between the Third Reich and the USSR. The former belonged to the capitalist system, it was a bourgeois society with antagonistic classes the bourgeoisie and the proletariat, with private property, market, formal and institutionalized differentiation of social life into public and private spheres. In the latter case, we have systemic anticapitalism, a socialist society based on the negation of private property, class exploitation and free market. There was also a significant dissimilarity between the two ideologies, which reflected crucial differences in the nature of respective social orders. The Soviet ideology was part and parcel of the Enlightenment geoculture and represented the left project of the European Modern. The Nazi ideology had a particularistic nature of a racist-ethnic kind; it negated the Enlightenment and its values. The attempt of the proponents of totalitarian theory in its "red-brown" version (i.e. the version which equates the USSR and the Third Reich as just the "left" and "right" sides of one and the same "totalitarian coin" using the argument of "total control") to save it fails on several counts. First, in the USSR in contrast to Nazi Germany total social control was not achieved. Secondly, the so-called "total control" or the will to establish it is characteristic for most social structures in history, from ancient Egypt, traditional China and absolutist France to contemporary corporations. In such case, totalitarianism would appear as universal all-historical phenomena, and the term/concept itself loses its scientific character: totalitarianism everywhere = totalitarianism nowhere. "Red-brown" version of totalitarianism is not just a nonscientific scheme, but an antiscientific and a propagandist one. Its aim is to equate the USSR and Nazi Germany to be able to blame the USSR for unleashing the Second World War. But the main aim is to conceal and to blacken the only real alternative to capitalism in history the Soviet order based on the ideas of social justice and equality. These features were determined by the evolution of Russian history and by its logic which negated capitalism. One more inadequate interpretation is the "real socialism" as a resurrection of pre-capitalist order of feudalism or "Asiatic" mode of production ("oriental despotism"). First, in contrast to pre-capitalist societies, the USSR was an anticapitalist society. While capitalism was born out of one of pre-capitalist societies the feudal one, "real socialism" emerged on the basis of capitalism as its negation. It was capitalism with a "minus" sign. Secondly, "real socialism" was a highly developed industrial society. Thirdly, it was a modern and not a traditional society, with modern institutions, education, technology, type of family etc. Fourthly, the USSR was a "mass society", i.e. the society in which individuals formed their collectivities, while in pre-capitalist society it had been this or that form of collectivity (Gemeinwesen) which had defined an individual. A superficial similarity between historical communism and "pre-capitalisms" is of a negative character all of them are noncapitalist forms. But this does not mean they belong to a qualitatively one and the same class. Birds and reptiles are not mammals, but it does not bring them together in one and the same class of living creatures.
Круглый стол, инициированный редакцией журнала «Власть», посвящен анализу концепции Русской матрицы (РМ). Эта тема, достаточно редко появляющаяся на страницах политологических журналов, тем не менее представляет новые возможности не только для понимания специфики «русского пути», но и для анализа природы взаимоотношений власти и общества. Дискуссия открывается статьей известного культуролога профессора А.А. Пелипенко «Проклятие русской матрицы». Русская матрица (РМ) представляет собой продукт исторически сформировавшегося ментального типа, а также особую организацию русского общества, при которой оно естественным образом расслаивается на властную верхушку и огромное бесправное большинство. РМ антиисторична, антиличностна и антиантропна, что создает и воспроизводит механизм архаизации общественного сознания. Автор считает, что все это создает опасную и критичную для существования российской цивилизации расколотость российского общества на русский Запад и русскую Азию. Участники круглого стола достаточно жестко критикуют позиции автора с точки зрения традиционализма, прогрессизма и функционализма. В частности, высказывается мнение о нормативности российского общества, говорится о том, что пора перестать рассматривать русский путь как девиантный. Русская традиция создала тип цивилизации, который демонстрирует конкурентоспособность в современном обществе. Некоторые пишут о неприменимости концепта «российская матрица» в связи с тем, что Россия не национальное государство, и тем более не «матрешка», из которой выскакивают все уменьшающиеся копии РМ. Это многонациональная и поликонфессиональная империя. Обсуждение выводится в практическую плоскость, когда показывается, что политическая роль «азиатчины» и непросвещенности зависит от позиций правящего класса, искусственно сохраняющего этот культурный профиль.The «round table» initiated by the «Power» magazine is dedicated to the concept of Russian matrix (RM). Being highly relevant this concept rarely appears on the pages of political magazines. We believe that this issue is able to bring some new opportunities for understanding not only the specifics of the «Russian path», but also the nature of relations between the authorities and society here. The discussion opens with the article written by a famous expert in cultural studies, professor A.A. Pelipenko «The Curse of Russian matrix». RM as a kind of mental entity, is also a special system of organization of Russian society, which is naturally stratified throughout its history into imperious top and a huge disenfranchised majority. RM is ahistorical, antipersonified and inhuman. These features generate an archaic mechanism of social consciousness. The author considers that the modern split of the Russian society into two parts European and Asian ones, is now becoming a critical and extremely dangerous factor for the existence of the Russian civilization as a whole edge. The participants of the «round table» rather strictly criticize these views from various positions: traditional, progressivist and functionalist ones. The society in Russia is normative; and it's time to stop looking at Russian historical path as a deviant one. The Russian tradition has developed the type of civilization, which is demonstrating its competitive ability in the modern society. Some believe that the concept of RM is generally inapplicable because Russia neither a nation-state, nor a Russian «matreshka», giving birth to new and new, historically reduced copies. It's a multinational and multi-religious empire. There's also an actual position that the RM should not be seen in the general cultural terms. The Asiatic features and unenlightenment of the majority of the population depend only on the position of the ruling class, which artificially preserves this cultural profile in Russia.
Статья посвящена обнаружению сущностных несходств между социально-антропологическими установками классической русской философии первой половины XX века и общими приоритетами патриотической идеологии в современной России. Духовно-религиозным и общественно-политическим фундаментом национальной мысли полагается идейное наследие продолжателей Вл. Соловьёва, в частности, «веховцев» (С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев), а также мыслителей русского зарубежья (Ф.А. Степун, И.А. Ильин). Русская мысль представлена автором как пример просвещённого консерватизма с центральным для данного мировоззрения концептом свободы личности, имеющим христианский исток, чем заданы в русской мысли и образ социально-государственного мышления, и понимание патриотизма в целом. В том же контексте, полагает автор, прочитывается русскими религиозными философами история русской революции, определившая национальное лицо России в XX веке. Задача статьи прояснить аксиологическое несовпадение приобретающего сегодня всё бóльшую популярность «советского патриотизма» с ценностными доминантами русской христианской мысли. ; The Article deals with the postulated essential controversy between the socio-anthropological settings of classic Russian philosophy of the first half of the 20th century and the overall priorities of patriotic ideology in modern Russia. The spiritual, religious and socio-political foundation of the actual national thought is often based on appellations to the successors of Vl. Solovyov, in particular 'vehists' (S.N. Bulgakov, N.A. Berdyaev), as well as other thinkers of Russian emigration (F.A. Stepun, I.A. Ilyin). Russian philosophy is represented by the author as an example of liberal conservatism, including its main concept of personal liberty, which is claimed to have a Christian background. Russian religious thought in its main part was personalistic, by which its properties were determined. The same can be said about the method of political thinking and the understanding of patriotism in general. Author believes that Russian religious philosophers in the same context examined the history of Russian revolution that defined the national identity of Russia in 20 century. They have repeatedly contended and systematically developed the concept of the destructiveness of Bolshevism and communism in relation to the Russian spirituality and culture, and appreciated the revolution to be a genuine national catastrophe. The ideology of modern Russian patriotism (for the most part, the author is referring to its popular forms) is based on the idea of etatism, by which not only Eurasianism and Change Milestones are presumed, but also various (sometimes exotic) forms of neomonarchism and Stalinism. The communist experiment is regarded here as a peak of the whole Russian history. Communist ideocracy, which transformed itself in the specific historical circumstances, now pretend to be the major patriotic message. This is the basis of today's popular 'Soviet patriotism'. This work reveals a dissimilarity of ethical positions of the latter and the main values of the Russian Christian worldview.
Статья посвящена диалогу власти и интеллектуалов в позднем СССР о содержании и границах частной жизни советского человека. Принимая тезис о том, что в послевоенном СССР сфера частной жизни непрерывно расширялось, автор преимущественно на архивном материале иллюстрирует, как понималось наполнение этой сферы интеллектуалами и в каком направлении протекала эволюция их представлений. Ключевой тезис статьи заключается в том, что нараставший процесс «приватизации» осуществлялся не столько вопреки позиции официальных советских властей и официальной идеологии, сколько в тесном взаимодействии с ними. ; The article is devoted to the dialogue between the government and intellectuals in the late USSR about the content and boundaries of private life of the soviet man. Taking into account a thesis that in the postwar USSR the sphere of private life is constantly expanding the author, using mainly archive material, shows the understanding of the content of this sphere by the intellectuals and in what direction the evolution of their ideas takes place. The key point of the article is the fact that the increasing process of privatization is not so much in defiance of the official soviet government and the official ideology but in close cooperation with them.
In this article some principal peculiarities of legal regulation of social and labour sphere in Russia are revealed during conducting state politics was got name «war communism ». From both historical and legal aspects first and foremost Soviet authority measures were directed to creation fundamental elements of system of socialist labour organization (as the historical new form of the working process organization) are considered. Fundamental principles of politics «war communism» are uncovered with taking into account concrete historical conditions of that period. The attention is accented on forced character of realization this politics was caused in accordance with historical situation. Basic legal and normative documents which commenced and were defined the specific character of this state politics are analyzed. Author lay down his main aim to consider specific peculiarities of such social phenomenon and the definition principle of politics «war communism» as «forced labour». Juridical and normative deeds were become legal base for organization and practical application of Russian proletariat forced labour are also analyzed in the work. Particular attention paid to ideological providing with carrying out measures. In the article author makes quotations from works of party theoreticians and statesmen, who creates ideological basis for formation and development necessary in that period sources of law.
В ходе исследования на основании нейтральных источников было проанализировано влияние географического, политико-экономического и исторического контекста на особенности формирования социализма в странах Латинской Америки и Африки. На примере правления Сальвадора Альенде в Чили и Гамала Абделя Насера в Египте было проведено сравнение латиноамериканского и арабского социализма, выявлены взаимные сходства и отличия данных режимов, а также их принципиальные отличия от классического марксизма-ленинизма. Определены причины успеха Насера в построении социалистического режима в Египте, а также основные аспекты поражения Альенде в попытке перевода Чили на социалистический курс. Освещены наиболее значимые события и достижения в период правления упомянутых президентов. ; In his article, the influence of geographical, political, economic, and historical context on the features of the formation of socialism in Latin America and Africa is analyzed. On the example of the reign of Salvador Allende in Chile and Gamal Abdel Nasser in Egypt, a comparison of Latin American and Arab socialism was carried out, mutual similarities and differences of these regimes were revealed, as well as their fundamental differences from classical Marxism-Leninism. The reasons for Nasser's success in building a socialist regime in Egypt are identified, as well as the main aspects of Allende's defeat in an attempt to transfer Chile to a socialist course. The most significant events and achievements during the reign of the mentioned presidents are highlighted.
In article features of realization of policy of "military communism" in the Central Asian suburbs of Russia — Steppes and Turkestan, carried out by Bolsheviks during civil war of 1918–1922 come to light. As a result of the carried-out analysis it was succeeded to define that the policy of "military communism" in this region was carried out in line with the all-Russian tendencies. She represented set of actions of the Soviet power in the sphere of the industry, agriculture, the social relations directed to militarization of production and ensuring fighting capacity of the Red Army. Features of realization of policy of "military communism" in Steppes and Turkestan were defined by economic backwardness of the region and the nature of combat operations in East and Turkestan fronts. It is necessary to refer to number of these features: more later, than in general across Russia, inclusion of Steppes and Turkestan in process of implementation of measures of "military communism", their distribution, as on the Russian, and indigenous people, more rigid forms and methods of realization of military and communistic construction. Production falling, especially in the agrarian sector of economy, the hunger of 1920–1921 which has entailed demographic losses of the population, mass migration of the nomadic people out of borders of the country, universal peasants anti-Bolshevist uprisings and resistance of indigenous people in the form of the Basmachi movement became a consequence of policy of "military communism" in Steppes and Turkestan. ; Выявляются особенности реализации в центральноазиатских окраинах России — Степном крае и Туркестане политики «военного коммунизма», проводившейся большевиками в период Гражданской войны 1918–1920 гг. В результате проведенного анализа удалось определить, что политика «военного коммунизма» в данном регионе осуществлялась в русле общероссийских тенденций. Она представляла совокупность мероприятий советской власти в сфере промышленности, сельского хозяйства, социальных отношений, направленных на милитаризацию производства и обеспечение боеспособности Красной армии. Особенности реализации политики «военного коммунизма» в Степном крае и Туркестане определялись экономической отсталостью региона и характером боевых действий на Восточном и Туркестанском фронтах. К числу данных особенностей нужно отнести: более позднее, чем в целом по России, включение Степного края и Туркестана в процесс реализации мер «военного коммунизма», их распространение как на русское, так и коренное население, более жесткие формы и методы реализации военно-коммунистического строительства. Следствием политики «военного коммунизма» в Степном крае и Туркестане стало падение производства, особенно в аграрном секторе экономики, голод 1920–1921 гг., повлекший демографические потери населения, массовую миграцию кочевых народов за пределы страны, повсеместные крестьянские антибольшевистские выступления и сопротивление коренного населения в форме басмачества.
В революционную эпоху 1848 г. Жуковский последовательно осудил народный бунт, свержение законной монаршей власти, коммунизм, парламентаризм, коммунизм, русофобию. Поэт настаивал на внутреннем мирном развитии России, не вмешивающейся в европейские дела. Жуковский развивал идею об особом пути России к Святой Руси, к обретению Божьей Правды. Политическая концепция поэта была тесно связана с идеализацией самодержавной власти и сакрализацией русского царя, что привело в итоге к апологии венгерской кампании и созданию утопического Иерусалимского проекта. Парадокс Жуковского заключался в идее духовного преображения России, которое подразумевало политическое развитие империи без приобретения новой территории. ; Having retired in 1841, Zhukovsky left Russia and setteled in Europe. During the last, so-called "foreign", period of his life, especially during the revolutionary years of 1848-1850, the poet followed social and political events in Europe and Russia with deep attention. In the letters and articles he constantly reflected on a peaceful and a military scenario of solving the political crisis. Zhukovsky's "The Letter to Count Sh. On Events of 1848" is his first and detailed analysis of the so-called "Spring of Nations". Having been written in summer of 1848 this articled is represented as a letter to a German poet Count Adolf Friedrich von Schack. The poet examines the political importance of the absolute monarchy and traditions as well as an interaction between the imperial power, the people, and history in the new historical context. The author criticizes Russophobia, national revolt, communism, parlamentarism, and secularization of the absolute monarchy power. Zhukovsky insists on the peaceful internal development of Russia and formulates an idea about its special way to "Holy Rus'" and "God's Truth". The poet's political conception is closely connected with idealization of the absolute power and sacralization of the Russian tzar. According to Zhukovsky, the particular feature of the ideal monarch consists in his ability to reject the power. It is not coincidental that the poet constructes a transformed and ideal narrative of the controversial oath by Grand Duke Nicholas Pavlovich on 27 of November in 1825. In the article Zhukovsky is intent to show that a monarch, and especially the Russian tsar, in contrast to the deputies and revolutionaries, has a believing soul, that is why he is able to trust God, perceive the Divine Providence, and follow his destiny. The thoughts about Nicholas I, his personality, and historical mission are the integral part of the poet's general historical conception. In 1848-1849 Zhukovsky was afraid of a possible war in Europe with Russia's participation. In the letters to Grand Duke Alexander Nichol-aevich the poet constantly highlighted the idea that the Russian tzar shouldn't interfere in the domestic affairs of other revolutionary countries in Europe. But later in 1850 in the article "The Russian and English Politics" Zhukovsky formulated a conception of the just war and, as a result, he justified Nicholas I's military help to the Austria-Hungarian emperor Franz-Joseph against the revolutionaries. The political consciousness of Zhukovsky is characterized by the idealized conception оf the absolute monarchy power. This political idea turns out an ideological reservoir for constructing the controversial interaction between the notions of "peace" and "war". The Zhukovsky's paradox, as reflected in his articles, consists in the idea of the spiritual transformation of Russia that is based on the political imperial development without conquering any new territory.
