Suchergebnisse

Problem setting. The issues of preventing social orphanhood, developing new and reforming existing social services for children and families with children have become a major focus in academia and in various structures at all levels working with children. Improving the quality of life of children is not only a matter of time, but also its need. Progressive world processes for the protection of the rights of the child, declared by the UN Convention on the Rights of the Child, which stimulate major changes in legislation, policies and practices for supporting and protecting children. Such targeted actions are widespread in many countries of the world. Today, Ukraine is taking the first steps towards deinstitutionalization and creating its own model of social service formation, which will become the basis for preventing social orphanage among children. The article analyzes the existing model of managing the sphere of protection of children's rights in the context of preventing social orphanage and implementing the principles of DI reform (deinstitutionalization).Today, in the context of transformational changes, Ukraine has faced significant socio-economic problems that have led to a decrease in the standard of living of Ukrainian families, the emergence of such negative phenomena as social orphanhood, child homelessness and a number of other manifestations. The resolution of these issues has also recently become more complicated due to hostilities in the East of our country conducting by the Russian Federation. In this context, it is important to focus on the problems of providing social guarantees and social protection for children of vulnerable categories, creating conditions for their adaptation in a complex social environment. Exactly in the context of these aspects arises a need for a significant improvement in the public administration system, in particular in sphere of organizing effective social work with children, as well as increasing the effectiveness of the social function of the state in total.Recent research and publications analysis. Nowadays, such scientists as V. Sobchenko, V. Moskalenko, V. Skuratovsky, O. Paliy, E. Libanova are studying and researching the problems and modern approaches to the development of the sphere of social protection of the population. Studies of reforming and improving the system of social services in general, and services for children and families with children, in particular, are engaged such Ukrainian researchers as L. Volynets, N. Komarov, O. Antonova-Turchenko, I. Ivanova, I. Pesha, A. Kapska, I. Pinchuk, S. Tolstoukhova, M. Lukashevich, I. Mygovich. Issues of implementation of institutional care and childcare reform are engaged T. Veretenko, O. Denesyuk, T. Spirina.Highlighting previously unsettled parts of the general problem. However, it should be noted that the current state of scientific development of the problem of modernization the activities of public administration bodies in the field of social work with children of vulnerable categories and families with children in Ukraine is insufficient, since today this area is in the process of reforming. The sources of conducted scientific researches were mainly concerned certain aspects of the functioning of public administration and the social security system of the population, partly work with children, namely: the history of formation and development, directions and forms of social work. Today, the issue of preventing social orphanage in the context of the implementation of the DI-reform principles is little explored and not discovered.Paper main body. Despite the rather significant interest of scientists in the problems of managing the social sphere in Ukraine, there are still insufficiently developed approaches to the activities of government bodies and local self-government, as well as non-governmental organizations in the field of social work with children of vulnerable categories and deinstitutionalization processes, their practical implementation in terms of interagency cooperation , institutional and resource support, transformation of the network of social institutions and institutions involved in problems of vulnerable categories of children. Considering this, the topic is relevant and needs a deeper study.An analysis of the legislation on the protection of the rights and interests of children shows that the concept of social protection is often interpreted as a similar to the social security concept. The concept of social protection of children is much more widely interpreted in the Law of Ukraine "On bodies and services for children and special institutions for children": it is a complex of measures and means of socio-economic and legal character for ensuring children's rights to life, development, upbringing, education, medical care, financial support.A number of scientists accentuate on the concept of the so-called hidden social orphanhood, which is associated with the deterioration of the family's living conditions and the decline of its moral foundations, resulting in a growing neglect of a huge number of children and adolescents. Hidden social orphanhood is spreading in the form of institutionalization of children whose parents for various reasons are not able to provide them with proper care and upbringing at home. Consequently, hidden social orphanhood is hiding in outwardly normal families, which in reality are dysfunctional, and parents do not cope with their basic responsibilities for raising children.Thus, social orphanhood can be defined as a social phenomenon caused by the self-willed evasion of parents from fulfilling their parental duties responsibilities for the child, which is accompanied by the breaking and loss of family relations between parents and a child, the parental indifference to the child's needs and the future fate of the child.Practical experience and international experience show that only a small number of children need specialized hospital care and approaches to education. Such care should be provided in small individual institutions that are integrated into the life of the local community with the ability to apply inclusive education components. All other children should be excluded from social isolation and brought up in a family or close to family environment and attend educational institutions in the system of inclusive education.The process of reforming the current system of institutional care (deinstitutionalization) in the field of protection of children's rights should be a long-term, well-planned and structured process of reforming the child care system based on the principle of taking into account the best interests of the child, recognizing the priority of family education over placement in the state guardianship institutions. During such reforms, the family should receive clear government standards for social services:– services and assistance that will contribute to its preservation for the purpose of full-fledged child development;– adoption or family forms of alternative care become a priority for the placement of children who have lost parental care due to orphancy, living in difficult life circumstances, violence or neglect from their parents side;– institutions are redeployed into specialist care centers (family and child support) or closed.The main problems of deinstitutionalization mechanism implementation today are:– developing a common vision and a holistic approach to reforming the current system of institutional care, education and upbringing of children, both at the national level and at the level of territorial communities;– the lack of an interdisciplinary algorithm of interaction, interdepartmental and intersectoral coordination of actions and cooperation, the lack of a training system for specialists, including heads of institutions of various departmental subordination, parental support programs, despite the fact that the basic mechanism is just beginning to be developed.Today, the development of a strategic deinstitutionalization program requires the involvement of partners from all possible areas: social, educational, healthcare, civil society institutions and the parent community. An additional advantage of attracting partners from different disciplines and industries is an increase in the availability of resources for the implementation of the deinstitutionalization program. A list of tasks should be the creation of conditions to ensure the realization of the right of every child to raise a family, to prevent the spread of social orphanhood.Achieving this goal requires resolving the following key tasks: – improving the activities of guardianship and care services for the prevention of social orphanhood, providing families with children with high-quality social services aimed at supporting the family's educational function;– involvement of enterprises, institutions, organizations, regardless of ownership and management, in the provision of social, rehabilitation services to children and families with children in difficult life circumstances, introduction of a social order mechanism in this field;– forming a tolerant attitude of society towards children and families with children who are in difficult circumstances, preventing various forms of discrimination against such children and families;– introduction of new social technologies aimed at early identification of families with children who are in difficult life circumstances, raising responsible paternity, and preventing cases of the taking of a child from parents without depriving them of their parental rights;– improving the quality of social services provided by social work entities to children and families with children who are in difficult life circumstances;– introduction of social services for parents, whose children are being brought up in boarding schools, in order to create conditions for the return of the child to parents;– introduction of social services for children to prepare them for return to the biological family after a long stay in a boarding school;– introduction of social services for families with children, in which the process of parents' divorce is ongoing, resolves the dispute between the mother and the father regarding the place of residence of the children, participation in their upbringing;– providing social support for parents who for certain reasons (due to long-term illness, disability, poverty, unemployment, etc.), are unable to properly maintain and care for the child, families with children with special needs family members, as well as social support for children whose parents are labor migrants;– providing social support for parents from whom children were taken away without depriving them of parental rights, as well as parents deprived of parental rights and intend to bring a lawsuit to renew parental rights (if their children are not adopted), in order to create conditions for restoring the educational function of the family and returning the child to parents;– provision of information to the population about the types of social services and benefits provided by the subjects of social work with families with children.Further long-term decisions for deinstitutionalization should include:– managed transitional stage with definition of clear terms for its duration;– approval of legislation requirements, services that should be provided at the local level;– approval in the legislation of the requirement on the personal responsibility of the community leader for the provision / non-provision of social services in the field of childhood protection;– redistribution of resources and introduction of an interdisciplinary approach to services at the local level;– helping families;– consultations with organizations representing the interests of persons with disabilities, children with disabilities, their parents and guardians.Conclusions of the research and prospects for further studies. Thus, Ukraine's course towards European integration and implementation of the UN Convention requires a revision of the priorities of state policy in the field of social protection of children and families with children, protection of childhood and the rights of children in general, the introduction of successful approaches from the world practice of protecting children based on ensuring the rights and best interests of the child are aimed at supporting the family, creating conditions for the upbringing and development of children in the family or environment as close as possible to the family will definitely contribute to the gradual disappearance of such phenomena as social orphanhood.Despite all efforts of the state, today in Ukraine the share of orphans and children deprived of parental care remains quite high, as well as the share of children-social orphans, which indicates the necessity of organizing measures in order to transform the child support system into a family form of education and changes in the nationwide trend of childcare. ; Розглянуто питання запобігання соціальному сирітству, розвиток нових та реформування існуючих соціальних послуг для дітей та сімей із дітьми, що стали привертати значну увагу в наукових колах та різноманітних структурах усіх рівнів, які працюють із дітьми. Зазначено, що підвищення якості життя дітей є не лише питанням часу, а його велінням. Проаналізовано прогресивні світові процеси стосовно захисту прав дітей, зумовлені Конвенцією ООН "Про права дитини", які стимулюють суттєві зміни в законах, політиці та практиці підтримки та захисту дитинства. Зауважено, що такі цілеспрямовані дії суттєво поширюються в багатьох державах світу. Доведено, що на сьогодні Україна робить перші кроки у напрямку деінституціалізації та створення власної моделі формування соціальних послуг, яка стане основою запобігання соціальному сирітству серед дітей. Проаналізовано існуючу модель управління сферою захисту прав дітей у контексті запобігання соціальному сирітству та впровадження принципів ДІ-реформи.

We can observe signs of development of civilization processes in Ukraine everywhere on a daily basis. Such achievements of mankind as computers, smart phones, digital photography, tablets, etc. are becoming common and natural. Along with the positive signs of the development of civilization, we see many achievements that are difficult to grasp by the mind of an ordinary person. In particular, along with the positive achievements of mankind, we must learn to recognize and counter the new inventions used by some states to wage aggression in time.The article highlights the visible aspects of a new type of modern war, which the state of Russia, is waging against its neighbors, including Ukraine, whenever it is convenient to them. These are the so-called «hybrid wars», which Russia is testing on the neighboring countries.In the article it is pointed out, that Russia never starts aggression openly; it always covers its intentions with «peaceful» rhetoric. As usual, Russia's victims are those neighboring countries that are unable to show power and information confrontation. It has become a tendency that when the time comes, the Russian leaders begin aggression, and their armed forces act according to a motto deduced by Machiavelli and later applied by the Bolsheviks in the 1920s: «You're either with us, or against us». Starting aggression, Russia continues to declare tales about friendship and peace to the whole world.In the main part of the article, the author emphasizes that all the wars that Russia is embarking on with neighboring countries have a common feature - the geographic location of these states, easily accessible to the Russian armed forces. The author of the article implicitly emphasizes the aggressive features of the historical path of Russia, in particular, the period when it began to transform from Muscovy to Russia. In the article, the author emphasizes that Russia by its behavior, in fact, convinces many prescient people that it is the heir to the robbery mind, which it adopted back in the XIII century from the Golden Horde. Actually, the Russian leadership inherited the habit of stealing another's living space and another's territory from Batu Khan's Horde. This habit gradually gained importance of the national feature of the Russians.One of the most dangerous methods that precedes Russia's use of firearms is intensification of the war in the information space. As usual, Russia's aggression against the nations it has sacrificed is a sign of interference with the humanitarian sphere of these peoples' lives. In other words, in the Russian version, information war is a mandatory prelude to the start of an actual war.An example of one of the anti-Ukrainian special operations of information war against Ukraine is given in an article by a famous historian from Ukraine, Serhii Terno, in which he reveals the purpose of an information war, which became quite evident after analyzing the content of a class book for fifth grade students recently published in Ukraine. Serhiy Terno convincingly, by demonstrating examples and evidence, proves that the information war that Russia is imposing on Ukraine has a final goal - the complete assimilation of the Ukrainian ethnos and the transformation of the Ukrainian living space into a «Russian dimension». Usually, such behavior in Russia precedes an armed attack, and it always happens if the victim of Russian aggression refuses to obey Russia's orders.In the article, the author indirectly helps the reader to recognize that there are new and improved old methods of waging war in the modern evolutionary development of world civilization processes.Experts specializing in the study of the development of interethnic relations, only after the open military aggression of Russia, which began in 2014, acknowledged that Russia is waging an aggressive war against Ukraine, which political scientists called «hybrid». One of the aspects of "hybrid" war is the war in the information space, and the battle for historical memory is at the forefront of information battles. Revealing this aspect, it would be appropriate to clarify the explanation of the term «historical memory» with an expanded explanation of the right to interpret national history, which we understand with the help of historical knowledge.By way of conclusion, the author cites vivid examples of participation in the information war of the representatives of the aggressor state to emphasize the importance of so called «battles» in the information space. The Ukrainian intellectuals' struggle for the right of young people for historical memory and justice is described in a convincing and successful way. Much attention is given to the Ukrainian historians' assessment of the value of research and study of historical memory. The article provides incontrovertible evidence that historical knowledge is a type of information weapon, which in many cases is more effective than a firearm. If we treat «historical memory» as one of the modern information weapons, the article covers examples of the use of these weapons in the context of the information war.Finally, quotes of influential scholars on how they assessed the importance of informational influence on the well-known historical figures are stated in the article: the queen of the Russian Empire, Catherine II and the German propaganda minister, Joseph Goebbels. ; Признаки развития цивилизационных процессов в Украине мы наблюдаем повсеместно и ежедневно. В современном мире такие прогрессивные достижения человечества, как компьютер, смартфон, цифровая фотография, планшет и многие другие новшества – обычные вещи. Вместе с тем рядом с позитивными достижениями имеют место достижения, которые трудно поддаются здравомыслию. В связи с этим мы должны научиться вовремя распознавать и противодействовать новым изобретениям, направленным против человечества, в частности новой методике ведения захватнических войн, используемой некоторыми государствами.В предлагаемой статье освещены аспекты нового типа современной войны, которую, соседствующая с Украиной держава – Россия, выбрав удобный момент, всегда начинает против своих соседей, в том числе и против Украины. Мы имеем ввиду так называемые «гибридные войны», эффективность которых Россия испытывает на ближайших соседних государствах.В статье акцентировано внимание на том, что Россия никогда не начинала агрессию открыто, она всегда прикрывает свои намерения «миролюбивой» риторикой. Обычно жертвами России становятся те государства-соседи, которые не в состоянии продемонстрировать силовое и информационное сопротивление. Стало закономерным, что при наступлении удобного момента руководство России начинает агрессию, российские вооруженные соединения действуют согласно правилу, сформулированному Макиавелли, а позднее одобренному большевиками в 20-х годах ХХ ст.: «кто не с нами, тот против нас». Тем не менее, начиная агрессию, Россия не устает декларировать всему миру сказки о дружбе и мире.В главной части статьи автор акцентирует внимание на том, что все войны, которые инициирует Россия с соседними государствами, имеют общий признак – легко досягаемое для российских вооруженных сил географическое расположение стран, против которых направлена агрессия. Автор статьи ненавязчиво обращает внимание на агрессивные особенности исторического пути России, в частности на том периоде, когда она начала превращаться из Московии в Россию. В статье автор акцентирует внимание на том, что Россия своим поведением убеждает всех дальновидных людей в том, что она является наследницей разбойнических привычек, которые она унаследовала еще в ХІІІ ст. от Золотой Орды. Собственно, от орды Батыя предводители России унаследовали привычку воровать чужую территорию. Эта привычка постепенно обрела значение национальной черты россиян.Один из самых опаснейших методов, который предшествует применению огнестрельного оружия и всегда применяется Россией, – это информационная война, которая интенсифицируется перед началом военных действий, то есть война в информационном пространстве. Обычно признаком начала агрессии со стороны России против народов, которые она избрала своими жертвами, является вмешательство в гуманитарную сферу жизни этих народов. Если выразиться другими словами, в российском варианте информационная война – это неотъемлемая прелюдия перед началом полномасштабной «горячей» войны. Пример проведения одной из антиукраинских спецопераций информационной войны России против Украины подается в статье известного в Украине историка из города Запорожье Сергея Терно. Анализируя содержание школьного учебника для пятиклассников, не так давно изданного в Украине, он раскрывает цель информационной войны, которая стала явной. Сергей Терно довольно убедительно доказывает, что информационная война, навязанная Украине Россией, имеет главную цель – ассимиляцию украинского этноса и превращение украинского жизненного пространства в «Русский мир».Обычно такое поведение России предшествует вооруженному нападению и всегда так случается, если жертва агрессии отказывается выполнять распоряжения Российского правительства.В предлагаемой статье автор ненавязчиво помогает читателю узнать, что в развитии современных эволюционных процессов существуют современные и усовершенствованные методы ведения захватнических войн. Ученые, которые специализируются на исследовании межнациональных отношений, только после открытой военной агрессии России против Украины, которая началась в 2014 г., признали, что Россия начала против Украины захватническую войну. Политологи навали ее «гибридной». Война в информационном пространстве – один из вариантов гибридной войны, а на переднем крае информационных «битв» ведется борьба за историческую память. Раскрывая этот аспект, будет целесообразным термин «историческая память» уточнить расширенным толкованием, которое должно звучать как борьба за право трактовки отечественной истории, к которой мы пришли на основании исторических знаний.В итогах статьи для того чтобы подчеркнуть значение «боев» в информационном пространстве, автор подает яркие примеры участия в информационных войнах первых личностей государств-агрессоров. Убедительно и довольно удачно подаются примеры борьбы украинской интеллигенции за отстаивание права подрастающему поколению на историческую память и справедливость. Значительное внимание в предлагаемой статье уделено оценкам украинских историков значения исследований и изучения исторической памяти. В статье приводятся неоспоримые доказательства того, что исторические знания есть одним из видов информационного оружия, которое во многих случаях действует более эффективно, чем оружие огнестрельное. В том случае, если мы «историческую память» объясняем как один из видов современного информационного оружия, то в предлагаемой статье освещаются примеры применения этого оружия в условиях информационной войны.В заключительной части статьи автор цитирует украинских историков, из высказываний которых мы узнаем, что украинские историки придавали большое значение информационному влиянию на общество. Пример такого влияния автор демонстрирует цитатами царицы Российской империи Екатерины ІІ и министра пропаганды Германии Йозефа Геббельса. ; Ознаки розвитку цивілізаційних процесів в Україні ми спостерігаємо повсюдно і щодня. Стають звичними і закономірними такі досягнення людства, як комп'ютер, смартфон, цифрова фотографія, планшет тощо. Поряд із позитивними ознаками розвитку цивілізації, ми бачимо багато досягнень, які важко осягнути розумом людини, яка тверезо мислить. Зокрема, поряд з позитивними досягненнями людства ми повинні навчитися вчасно розпізнавати і протидіяти новим винаходам, які використовуються деякими державами для ведення загарбницьких війн. У пропонованій статті висвітлено видимі аспекти нового типу сучасної війни, яку сусідня з Україною держава – Росія, відчувши зручний момент, розпочинає проти своїх сусідів, зокрема і проти України. Йдеться про так звані «гібридні війни», ефективність яких Росія апробовує на найближчих сусідніх країнах. У статті акцентовано увагу на тому, що Росія ніколи не починає агресію відкрито, вона завжди прикриває свої наміри «миролюбивою» риторикою. Звичайно жертвами Росії стають ті держави-сусіди, які не в змозі показати силове та інформаційне протистояння. Стало закономірністю, що у зручний момент керманичі Росії розпочинають агресію, і їх збройні сили діють за правилом, виведеним Макіавеллі, а пізніше облюбованим більшовиками в 20-ті роки ХХ ст.: «кто не с нами, тот против нас». Розпочавши агресію, Росія не вгаває декларувати для всього світу казки про дружбу і мир. В основній частині статті автор наголошує на тому, що всі війни, які розпочинає Росія з сусідніми державами, мають спільну ознаку – легкодосяжне для російських збройних сил географічне розташування держав, проти яких спрямована агресія. Автор статті ненав'язливо робить акценти на агресивних особливостях історичного шляху Росії, зокрема, на тому періоді, коли вона стала перетворюватись з Московії на Росію. У статті автор наголошує, що Росія своєю поведінкою, по суті, переконує всіх далекоглядних людей в тому, що вона є спадкоємцем розбійницького норову, який перейняла ще у ХІІІ ст. від Золотої Орди. Власне, від орди Батия керманичі Росії успадкували звичку красти чужий життєвий простір та чужу територію. Ця звичка поступово набула значення національної риси росіян. Одним із найнебезпечніших методів, який передує застосуванню Росією вогнепальної зброї, є інтенсифікація війни в інформаційному просторі. Звичайно ознакою початку агресії з боку Росії проти народів, які вона обрала своїми жертвами, є втручання в гуманітарну сферу життя цих народів. Якщо сказати іншими словами, у російському варіанті інформаційна війна – це обов'язкова прелюдія перед початком повномасштабної «гарячої» війни. Приклад проведення однієї із антиукраїнських спецоперацій інформаційної війни проти України наведено у статті відомого в Україні історика із Запоріжжя, Сергія Терно, у якій він розкриває мету інформаційної війни, що стала цілком очевидною після аналізу змісту шкільного підручника для п'ятикласників, не так давно виданого в Україні. Сергій Терно переконливо, вдаючись до демонстрації прикладів і доказів, доводить, що інформаційна війна, яку Росія нав'язує Україні, має остаточну мету – цілковиту асиміляцію українського етносу і перетворення українського життєвого простору на «русскій мір». Зазвичай така поведінка Росії передує збройному нападу, і це відбувається завжди, якщо жертва російської агресії відмовляється піддаватися наказам Росії. У пропонованій статті автор ненав'язливо допомагає читачеві визнати, що в сучасному еволюційному розвитку світових цивілізаційних процесів існують нові і вдосконалені старі методи ведення загарбницьких війн. Фахівці, які спеціалізуються на вивченні розвитку міжнаціональних відносин, лише після відкритої військової агресії Росії, яка почалася у 2014 р., визнали, що Росія веде проти України загарбницьку війну, яку політологи назвали «гібридною». Одним із аспектів гібридної війни є війна в інформаційному просторі, а на передньому краї інформаційних «боїв» знаходиться боротьба за історичну пам'ять. Розкриваючи цей аспект, буде доцільним термін «історична пам'ять» уточнити розширеним поясненням, яке має звучати як боротьба за право трактування вітчизняної історії, до якого ми приходимо на основі історичних знань. У висновках, щоб підкреслити значення «боїв» в інформаційному просторі, автор статті наводить яскраві приклади участі в інформаційній війні перших осіб держави-агресора. Переконливо і досить вдало описано прояви боротьби української інтелігенції за право молоді на історичну пам'ять і справедливість. Значну увагу в статті приділено оцінкам українських істориків значення дослідження і вивчення історичної пам'яті. У статті наводяться неспростовні докази того, що історичні знання є одним із видів інформаційної зброї, яка в багатьох випадках є ефективнішою від зброї вогнепальної. Якщо ми «історичну пам'ять» трактуємо як один з видів сучасної інформаційної зброї, то у пропонованій статті висвітлюються приклади застосування цієї зброї в умовах інформаційної війни. У заключній частині статті подаються цитати впливових науковців про те, як вони оцінювали значення інформаційного впливу на суспільство відомих історичних осіб: цариці Російської імперії Катерини ІІ і міністра пропаганди Німеччини Йозефа Геббельса.

The thesis is focused on solving an important theoretical and applied problem of substantiating theoretical and methodological grounds for the international economic policy through identifying the patterns and novel forms of protectionism, and substantiating the integral scientific concept of neo-protectionism. The objective of the thesis is to develop theoretical and methodological grounds of protectionism, and to create, on this basis, an integral scientific concept of neo-protectionism in the international economic policy in the context of liberalizing global economic relations, to formulate an integrative conceptual approach to the application of neoprotectionism in the economic development policy of Ukraine.The interdisciplinary multi-criteria approach to defining protectionism from the perspective of ideology, idea, policy and practice is proposed, which allowed for investigating the transformation of its manifestation forms in the process of evolutionary development of the international economic relations. The international economic policy was studied as an unbroken continuum of the economic and political practice of the states by methodological tools of the international political economy. It is found that from the international political economy perspective a choice between protectionism and free trade as the principles for implementation of the economic policy of the state is conditional on the pattern of global economic processes with their immanent contradictions, the specifics of regionalization and integration processes, and the global economy tendencies. The choice between the government's commitment to the policy of minimizing costs and maximizing benefits, and the character of its participation in the international economic cooperation is determined by the pattern of international trade and international movement of production factors, on the one hand, and determine it, on the other hand. It is demonstrated that the choice of protectionist policy, as follows from the international political economy discourse, is conditional on: operation of public and non-public economic entities; effects from the implementation of national economic policies; the coordinating equilibrium between national, regional, interstate and global level of decision making; the existing mechanisms for global control of international economic interests.Interpretation of the international economic policy by the methodological tools of the international political economy allowed to identify the endogenous character of the external economic policy (recognizing thereby the protectionism as a policy that can be potentially demanded by the public (represented by voters), business people (represented by lobbying groups), government (which implements economic interests of the nation), and to reveal the variety of entities involved in the international economic relations, which have exogenous impact on the policy implemented by national governments (by signing trade agreements), limiting thereby the conditions for the protectionist policy implementation.Theoretical modeling of protectionist intentions in the international economic cooperation on the basis of the interdisciplinary economic-political approach laid grounds for rethinking the conclusions made by the classical and neo-classical theories of trade and the theory of correlation of production factors about the unconditional impact of the free trade principle on the population's welfare as a derivative from the function of consumption. The analysis of two groups of protectionism theories – the ones based on studies of the structure of protectionism within the countries, and the ones investigating the level of protectionism between countries in time – demonstrated that the voters' welfare or the so called "win of the majority" are the determinants of protectionist initiatives. The factors underlying the voters' demand for protectionism are highlighted: welfare measured by economic as well as social and ecological effects; social solidarity; social protection; commitment to social values; commitment to national identity; adherence to ideological principles of the policy of economic nationalism; mitigation of effects from the information asymmetry of rational voters. The pressure by lobbying groups on the choice of the principle underlying government's implementation of the external trade policy is explained by: phase of business cycle; hysteresis effects in the economy; the level of competitiveness in export-oriented sectors; the extent of import dependence in the economy; distributive and allocation effects of the economic activities.The author's concept of neo-protectionism in the international economic policy is substantiated, which is defined as a complex hierarchical set of principles, rules and instruments of protective, stimulating, discriminative and restrictive nature, implemented at mega-, meta-, macro- and mesolevel of the international economic policy. A multilevel typology of neo-protectionism is proposed, based on specific features: the level of international economic policy, generating entities, manifestation environment, instruments for the international economic policy with indirect impact. It was used to identify its essential characteristics in all the forms of manifestation of the international economic relations; to define the functions of neo-protectionism by its type (ideological, institutional, integrative, conjuncture-formative, factor-based, infrastructural, monetary, currency-based, financial, debt-based, fiscal) and sub-types (ecological, migrational, sectoral, based on primary commodities, resource-based, energy-based, technological, innovative, informational, digital, investment-based). This allowed to identify the purpose for applications of neo-protectionism at mega-, meta-, macro- and mesolevel of the international economic policy, and to visualize the degree of its functional and structural complexity and dimensionality as a phenomenon and a process, which realization varies depending on the entities applying it, the objects for which it is applying, its coverage and objectives.A theoretical and methodological approach for macro- and meta-level assessment of the international economic policy based on neo-protectionist instruments is developed. Its application enabled for outlining and describing the policy of economic nationalism (which motivation basis is formed by domination, expansion, domestic extended reproduction by creating new comparative advantages), and the policy of economic patriotism (which motivation basis is formed by rehabilitation of economic growth, curbing of the expansionary potentials of partner countries, creating new comparative advantages and achieving sustainable development), with distinguishing its sub-types: supranational, local, liberal, and conservative. The distinctive features of neo-mercantilist policy are defined, and the ways of its implementation are revealed. It is shown that the neo-mercantilist policy generates anti-competitive market distortions affecting not only foreign producers, but domestic ones as well, considering the scales of the latter involvement in global value added chains, and causes market imbalances resulting from the unfair competition. Theoretical and methodological grounds for studies of the international economic policy are improved, which is based on the principles of stability, hierarchy, adaptability, complementarity, subsidiarity, and balance, by including legitimation as a novel principle of the international economic policy implementation, which involves a combination of regulatory, de-regulatory and re-regulatory mechanisms of impact on the international economic relations, and results in the implementation of the institutional norms and rules that directly or indirectly ignore/deny/distort the agreements that exist at international/regional level, lead to anti-competitive market distortions, trade and investment imbalances, and open up opportunities for gaining new comparative advantages. Self-legitimation is defined as an attributive characteristic of the entities involved in the international economic policy at mega-, meta- and macrolevel, which enables for implementation of the neoprotectionist policy.The thesis substantiates multiple combinations in implementation of neoprotectionism through multidirectional manifestations of deregulation-regulation, integration-disintegration, coordination-de-coordination, expansion-fragmentation, balancing-unbalancing, stimulation-restriction, protection-discrimination, and the reasonability of neo-protectionist measures in the economic development policy of Ukraine.The structural components of the global economy as an environment for neoprotectionist manifestations are revealed: production and investment activities, research and development, international monetary relations. The functions of neoprotectionism within the international economic system are revealed: allocative (sectoral neo-protectionism; infrastructural neo-protectionism; factor-based neoprotectionism; integrative neo-protectionism; financial neo-protectionism; investment-based neo-protectionism); distributive (institutional neo-protectionism; fiscal neoprotectionism; financial neo-protectionism; investment-based neo-protectionism); stabilizing (monetary neo-protectionism; currency-based neo-protectionism; debtbased neo-protectionism; financial neo-protectionism; investment-based neoprotectionism). The instruments for the international economic policy with indirect impact, enabling for the implementation of neo-protectionism, are outlined as follows: fiscal, monetary and currency policies.Modeling of clustering processes in the Ukrainian economy by use of Boston matrix and Leontiev model enabled to identify four productive clusters: innovation (manufacturing of computers, electronic and optical devices; telecommunications; computer software design, consulting and information services; professional, R&D activities; information and telecommunications; printing and publishing activities; production of movies and video-films); auxiliary (supply of electricity, gas, steam and conditioned air; wholesale and retail trade; repair of automobiles and motorcycles; hotels and restaurants; financial and insurance activities); traditional (agriculture, forestry and fishing; mining and quarrying; manufacturing industries; construction; transport; storage; postal and courier services; production chemical substances and chemical products; car making and mechanical engineering; light industry), and to define the industries driving the economic growth, generating net income and having direct impact on the rates of GDP growth.A methodological approach to the assessment of the effectiveness of tax preferences and other preferences provided for residents of industrial parks is proposed, which, contrary to the existing approaches, uses applied models of the overall equilibrium for identifying the industries that have to be priority recipients of government assistance through the network of industrial parks, in the context of the intensified and leading development of the country by key macroeconomic indicators, and for quantitative optimization of the preferences considering the stable revenues of the public budget, which enabled to substantiate the nomenclature of efficient stimuli for residents of industrial parks, to achieve the objectives: to make the national industry move up in the value added chains and create a closed-loop innovation cycle in Ukraine.The system of tax and other preferences for residents of industrial parks, intended to recover and further the innovation-driven development of the production and export capacities of the Ukrainian economy, is assessed, which enabled to adapt international experiences of using the mechanism of free economic zones to the domestic practice, to create a favorable investment environment for high tech productions in the national economy for the period required by them to form competitive advantages. ; У дисертації розроблено цілісну наукову концепцію неопротекціонізму у міжнародній економічній політиці в умовах лібералізації світогосподарських зв'язків і на цій основі сформульовано інтегративний концептуальний підхід застосування неопротекціонізму в політиці економічного розвитку України.В роботі запропоновано міждисциплінарний багатокатегоріальний підхід до визначення протекціонізму з позицій ідеології, ідеї, політики і практики, що дозволило дослідити трансформацію форм його прояву в процесі еволюційного розвитку міжнародних економічних відносин. Міжнародна економічна політика досліджувалась в нерозривній єдності економічної й політичної практики держав методологічним інструментарієм міжнародної політичної економії. Встановлено, що з позиції міжнародної політичної економії, на вибір між протекціонізмом чи вільною торгівлею як принципами реалізації економічної політики держави впливають стан світогосподарських процесів з іманентними їм суперечностями, особливості протікання процесів регіоналізації та інтеграції і тенденції розвитку світової економіки. Вибір між сповідуванням державою політики мінімізації втрат чи максимізації вигод, а також характер її участі в міжнародному економічному співробітництві, з одного боку, детермінується станом міжнародної торгівлі і міжнародного переміщення факторів виробництва, а, з іншого боку, визначає його. Виявлено, що на вибір протекціоністської політики, згідно теоретичного дискурсу міжнародної політичної економії, впливають: діяльність державних і недержавних суб'єктів господарювання; ефекти від реалізації національних економічних політик; стан координаційної рівноваги між національним, регіональним, міждержавним і глобальним рівнями прийняття рішень; формування механізмів глобального управління міжнародними економічними процесами.Інтерпретація міжнародної економічної політики методологічним інструментарієм міжнародної політичної економії дозволила виявити ендогенний характер зовнішньоекономічної політики (тим самим визнаючи протекціонізм як політику, на яку потенційно може формувати запит суспільство (в особі виборців), підприємці (в особі лобістських груп), уряд (що реалізує економічні інтереси держави)) й водночас ідентифікувати різноманіття суб'єктів міжнародних економічних відносин, що чинять екзогенний вплив на реалізацію політики національних держав (шляхом підписання торговельних угод), тим самим обмежуючи умови для реалізації протекціоністської політики.Теоретичне моделювання протекціоністських інтенцій в міжнародному економічному співробітництві на основі міждисциплінарного економікополітичного підходу дало підстави до переосмислення висновків класичної, неокласичної теорій торгівлі і теорії співвідношення факторів виробництва про беззастережний вплив принципу вільної торгівлі на «добробут» населення як похідну від функції споживання. Аналіз двох груп теорій протекціонізму – як тих, що базуються на дослідженні структури протекціонізму в межах країн, так і тих, що досліджують рівень протекціонізму між країнами в часі – дозволив встановити, що добробут виборців або т.зв. виграш більшості лежить в основі ініціювання вжиття протекціоністських заходів. Встановлено, що з боку населення затребуваність на протекціонізм може бути продиктована запитом на: добробут, що вимірюється, окрім економічних, ще й соціальними і екологічними ефектами; соціальну солідарність; соціальне забезпечення; відстоювання соціальних цінностей; відстоювання національної ідентичності; сповідування ідеологічних принципів політики економічного націоналізму; нівелювання ефектів інформаційної асиметрії раціональних виборців. З боку лобістських груп тиск на вибір принципу реалізації зовнішньоторговельної політики урядом пояснюється: стадією бізнес-циклу; ефектами гістерезису в економіці; рівнем конкурентоспроможності експортоорієнтованих секторів; ступенем імпортозалежності економіки; дистрибутивними й алокаційними ефектами економічної діяльності.В дисертації обґрунтовано авторську концепцію неопротекціонізму в міжнародній економічній політиці, під яким розуміється складноієрархічна сукупність принципів, правил та інструментів захисного, стимулюючого, дискримінаційного та рестрикційного характеру, що реалізується на мега-, мета-, макро- і мезорівнях міжнародної економічної політики. В дослідженні запропоновано багаторівневу типологізацію неопротекціонізму за конкретними ознаками, до яких віднесено: рівень міжнародної економічної політики, суб'єкти генерування, середовище прояву, інструменти міжнародної економічної політики непрямого впливу, що дало змогу виявити його сутнісні характеристики у всіх формах прояву міжнародних економічних відносин; встановити функції, що виконує неопротекціонізм залежно від його типів (ідеологічний, інституційний, інтеграційний, кон'юнктуро-формуючий/ галузевий, факторний, інфраструктурний, монетарний, валютний, фінансовий, борговий, фіскальний) та підтипів (екологічний, міграційний, сировинний, ресурсний, енергетичний, технологічний, інноваційний, інформаційний, цифровий, інвестиційний). Це дозволило ідентифікувати мету застосування неопротекціонізму на мега-, мета-, макро- і мезорівні міжнародної економічної політики, та візуалізувати ступінь його функціонально-структурної складності та розмірності як явища та процесу, реалізація якого видозмінюється залежно від суб'єктів, які його застосовують, об'єктів, на які розповсюджується його дія, простору застосування, цілей здійснення.В роботі розроблено науково-методичний підхід оцінювання міжнародної економічної політики на макро- і мета- рівнях, зумовленої використанням інструментарію неопротекціонізму, застосування якого дозволило виокремити і охарактеризувати політику економічного націоналізму (мотиваційною основою якого виступають домінування, експансія, забезпечення національного розширеного відтворення шляхом створення нових порівняльних переваг) і політику економічного патріотизму (мотиваційною основою якого виступають відновлення економічного зростання, стримування експансійного потенціалу країн-партнерів, створення нових порівняльних переваг й досягнення сталого розвитку) з виокремленням таких його підтипів, як наднаціональний, локальний, ліберальний, консервативний. Визначено характерні риси політики неомеркантилізму і встановлено способи, в які вона може реалізовуватись. Встановлено, що політика неомеркантилізму продукує антиконкурентні ринкові викривлення, які зачіпають не лише іноземних виробників, але й національних, беручи до уваги ступінь залучення останніх до глобальних ланцюгів створення доданої вартості, і призводить до ринкових дисбалансів внаслідок несправедливої конкуренції.Удосконалено теоретико-методологічні засади дослідження міжнародної економічної політики, що визначається принципами стійкості, ієрархічності, адаптивності, комплементарності, субсидіарності та збалансованості, шляхом включення легітимації як новітнього принципу здійснення міжнародної економічної політики, що передбачає комбінування регуляторних, дерегуляторних та ререгуляторних механізмів впливу на міжнародні економічні відносини, результується в імплементації таких інституційних норм і правил, які прямо чи опосередковано нехтують/спростовують/викривлюють домовленості, що існують на міжнародному/регіональному рівні, призводять до антиконкурентних ринкових деформацій, торговельних й інвестиційних дисбалансів та уможливлюють отримання нових порівняльних переваг. Самолегітимація визначена як атрибутивна характеристика суб'єктів міжнародної економічної політики на мега-, мета- і макрорівнях, що уможливлює реалізацію політики неопротекціонізму.В дисертаційному дослідженні обґрунтовано множинні комбінації реалізації неопротекціонізму через різноспрямовані прояви дерегуляціїрегуляції, інтеграції-дезінтеграції, координації-декоординації, розширенняфрагментації, врівноваження-розбалансування, стимулювання-обмеження, захисту-дискримінації та доцільність застосування неопротекціонізму в політиці економічного розвитку України.Встановлено, що структурними елементами світового господарства як середовища прояву неопротекціонізму виступають: виробничо-інвестиційна сфера діяльності, науково-технічна сфера, сфера міжнародної торгівлі, міжнародні валютно-фінансові та кредитні відносини. Виявлено, що неопротекціонізм в межах міжнародної економічної системи виконує наступні функції: регуляторну (ідеологіний неопротекціонізм; інтеграційний неопротекціонізм; факторний неопротекціонізм; монетарний неопротекціонізм; валютний неопротекціонізм; борговий неопротекціонізм; фінансовий неопротекціонізм; інвестиційний неопротекціонізм); алокаційну (кон'юнктурноформуючий/галузевий неопротекціонізм; інфраструктурний неопротекціонізм; факторний неопротекціонізм; інтеграційний неопротекціонізм; фінансовий неопротекціонізм; інвестиційний неопротекціонізм); дистрибутивну (інституційний неопротекціонізм; фіскальний неопротекціонізм; фінансовий неопротекціонізм; інвестиційний неопротекціонізм); стабілізаційну (монетарний неопротекціонізм; валютний неопротекціонізм; борговий неопротекціонізм; фінансовий неопротекціонізм; інвестиційний неопротекціонізм).Моделювання процесів кластерізації української економіки із використанням бостонської матриці та моделі Леонтьєва дозволило виділити чотири продуктивні кластери: інноваційний (виробництво комп'ютерів, електронної та оптичної продукції; телекомунікації (електрозв'язок); комп'ютерне програмування, консультування та надання інформаційних послуг; професійна, наукова та технічна діяльність; інформація та телекомунікації; видавнича діяльність; виробництво кіно- та відеофільмів; допоміжний (постачання електроенергії, газу, пари та кондиційованого повітря; оптова та роздрібна торгівля; ремонт автотранспортних засобів і мотоциклів; тимчасове розміщування й організація харчування; фінансова та страхова діяльність), традиційний (сільське, лісове та рибне господарство; добувна промисловість і розроблення кар'єрів; переробна промисловість; будівництво; транспорт, складське господарство, поштова та кур'єрська діяльність; виробництво хімічних речовин і хімічної продукції), стратегічний (транспорт, складське господарство, поштова та кур'єрська діяльність; виробництво хімічних речовин і хімічної продукції; автомобіле- та машинобудування; легка промисловість) та визначити галузі-драйвери економічного зростання, в яких можливе отримання високого чистого валового доходу та які безпосередньо впливають на темпи зростання ВВП.Запропоновано методологічний підхід до оцінювання ефективності надання податкових пільг й інших преференцій резидентам індустріальних парків, який, на відміну від існуючих підходів, передбачає використання прикладних моделей загальної рівноваги для ідентифікації пріоритетних галузей-реципієнтів державної допомоги через мережу індустріальних парків у контексті активізації випереджаючого розвитку країни за ключовими макроекономічними показниками, а також визначення оптимального обсягу відповідних преференцій з міркувань сталих надходжень державного бюджету, що дозволило обґрунтувати перелік перспективних стимулів резидентам індустріальних парків для досягнення цілей висхідного руху вітчизняної промисловості ланцюгами доданої вартості й створення замкнутого циклу інновацій в Україні.В роботі проведено оцінку використання системи податкових й інших преференцій для резидентів індустріальних парків з метою відновлення та забезпечення подальшого інноваційного розвитку виробничо-експортного потенціалу України, що дало змогу адаптувати міжнародний досвід використання механізму вільних економічних зон до вітчизняної практики задля створення сприятливого інвестиційного середовища для нових високотехнологічних виробництв у національній економіці на період формування ними конкурентних переваг.

A comprehensive examination of the relevant facts in the article shows that Turkey was one of the first to recognize the independence of Armenia, but no diplomatic relations were established between the countries, since Ankara presented the Armenian authorities some preconditions: not to mention the 1915 Armenian Genocide, to renounce claims officially, to put pressure on to stop the struggle for Nagorno-Karabakh, to recognize the sovereignty and territorial integrity of Azerbaijan. At the same time, Turkey demanded that the Republic of Armenia refrain from actions contrary to the interests of Turkey and in any way neutralize the anti-Turkish activities of the Armenians of the Diaspora. The Republic of Armenia rejected these preconditions and requirements, which are incompatible with the international practice. Turkey, in its turn, took a pronounced anti-Armenian position, unilaterally closing the border with Armenia, continuing to keep Armenia in a blockade. Therefore, it is no coincidence that Turkey's approaches to normalizing relations with Armenia were largely conditioned by the achievements of the Armenian armed forces in Artsakh, because the more obvious these successes, the tougher Turkey's position towards Armenia became. This manifested itself during the liberation of Karvachar (early April 1993) by the armed forces of Armenia, after which Turkey not only closed the border, but also began to accumulate troops near the border with Armenia, but Russia's sharp reaction deterred Turkey from further actions. We consider it appropriate to mention that during the period under discussion, such an approach of Turkey to the issue of normalizing relations with Armenia posed a serious threat to our national security. Analyzing the influence of the economic factor of mutual interest in the Armenian-Turkish relations, it was emphasized that no matter how favorable the development of economic relations with Armenia is for Turkey, Armenia is not of serious interest for Turkey in terms of its economic development. Some activation does not give us grounds to characterize this as a serious breakthrough in the normalization of the Armenian-Turkish relations. Therefore, it is no coincidence that, given a certain perspective of the Armenian-Turkish economic cooperation, the Turkish side tried to create the illusion of some progress in the Armenian-Turkish relations with the Armenian leadership, thereby prompting the Armenian leadership to convince the diaspora to stop encouraging the process of the international recognition of the Armenian Genocide. This circumstance, of course, also testifies to the impact of the process of the international recognition of the Armenian Genocide on the Armenian-Turkish relations. As for the economic factor, the fact that the Armenian leadership did not properly analyze in previous period the initiatives of the Turkish side to intensify economic contacts between the two countries, did not even catch the moment that the economic factor and the Turkish version of the solution to the Karabakh conflict were combined. Meanwhile, with the preconditions put forward, Turkey tried to make Armenia its servant, and through it to dictate its will to the Armenians of the Diaspora. Concerning the Armenian-Turkish contacts at the level of non-governmental organizations, it was noted that the activities of such organizations were initially doomed to failure due to the extremely opposite views of the parties. The leadership of the Republic of Armenia at that time, being aware of such contacts, however, did not properly analyze their possible positive and negative consequences both for the Republic of Armenia and for the Diaspora: it did not express a clear position on this issue. Meanwhile, the subsequent course of the events showed that Turkey, using the presence of such contacts, tried to move the issue of the Armenian Genocide from the political sphere to the sphere of scientific and public discussions, once again striving to stop the process of the international recognition of the Armenian Genocide. By and large, the same goal was pursued by the slogan "zero problems with neighbors" put forward by the Turkish leadership, which, despite the specific steps taken, does not lead to the normalization of the Armenian-Turkish relations. Thus, sometimes positive glimpses in the policy of the Turkish leadership in the relations with Armenia can be explained by various geopolitical interests of Turkey, in particular, the issue of joining the European Union. Specific facts have proved that even the fact of signing the famous Zurich Protocols on October 10, 2009 could not force Turkey to fulfill its obligations, to refuse to put forward preconditions for the establishing diplomatic relations with Armenia. Analyzing the content of the Zurich Protocols, it was noted that this does not fully meet the vital interests of all Armenians, since certain provisions of the protocols, especially the provision on mutual recognition of borders, make it senseless to continue the process of the international recognition of the Armenian Genocide, as well as steps to be taken to overcome consequences. Particular attention was paid to the fact that during the period under discussion a new phenomenon was observed in the process of the international recognition of the Armenian Genocide: some European countries are adopting laws criminalizing the denial of the genocide, some of which cannot be called finalized, which also affects the process itself in future. Summing up the results of the efforts of the second president of Armenia to normalize the Armenian-Turkish relations, it was emphasized that they, like during his predecessors, did not lead to the establishment of diplomatic relations between the two countries, and Turkey, in fact, got one more chance to show the world its "passionate desire" to settle relations with Armenia. Presenting the Centennial of the Armenian Genocide and the further process of recognition in the context of the Armenian-Turkish relations, the article draws special attention to the fact that on the eve of the Centennial of the Armenian Genocide, official Turkey does not change its policy of denial of the Armenian Genocide, nevertheless, it makes some changes into the strategy. The meaning of such changes was the theses put forward by Erdogan and Davutoglu about "common grief" and "fair memory". It was emphasized that such a new manifestation of Turkish denial was no less dangerous, since it was an attempt to equate "executioner" with "victim". It was further noted that this approach of Turkey did not give tangible results, since in the context of the Centennial of the Armenian Genocide, the process of the official recognition and condemnation of the Armenian Genocide by various countries and authoritative international organizations continued. The fact that after the adoption of the resolution on the Centennial of the Armenian Genocide in the Armenian realities the issue of transferring the Genocide to the legal field, in addition to the recognition of the Genocide, and the improvement of the international law, introducing a new wording - "patricide", was not ignored. In this regard, it was emphasized that the implementation of such an idea, although welcomed, would require tremendous efforts and energy. In addition, the idea was noted that the possibility of implementing these provisions will be much greater if Armenia becomes one of the influential "players" in the region, dictating its own rules of the game. As for the further efforts of the Armenian authorities to establish diplomatic relations between the two countries, it is obvious that it was not endlessly possible to endure Turkey's destructive approach to this issue. Consequently, the speech of the President of the Republic of Armenia on September 20, 2017 at the UN General Assembly was the first logical step towards the abolition of the Zurich Protocols by the Republic of Armenia, a process that came to its logical conclusion on March 1, 2018 by the decree of the President of the Republic of Armenia "On the termination of the procedure for establishing the Armenian Turkish relations". Not only did Turkey not establish diplomatic relations with Armenia, but 100 years after the Turkish-Armenian war, on September 27, 2020, it made an attempt to forcefully resolve its precondition on the Artsakh question. Through the direct instigation and support to "fraternal" Azerbaijan, it unleashed the war against the Republic of Artsakh and the Republic of Armenia, and, through military aggression, about 75% of the territory of the Republic of Artsakh was captured, not only 7 previously liberated regions, but also Hadrut and Shushi. Not satisfied with all this, on the advice of the same Turkey, Azerbaijan, in May 2021, invaded the sovereign territory of the independent Republic of Armenia, creating a real threat to the existence of the Armenian statehood, a real "threat to the security of the Armenian people", trying to connect Azerbaijan and Turkey through the so-called Zangezur corridor through Nakhichevan for the implementation of the long-standing program of Pan-Turkism. ; Հոդվածում համապատասխան փաստերի համակողմանի քննությամբ ցույց է տրված, որ թեև Թուրքիան առաջիններից մեկը ճանաչեց Հայաստանի անկախությունը, բայց նրա հետ դիվանագիտական հարաբերություններ չհաստատվեցին, քանզի Անկարան հայկական իշխանություններին նախապայմաններ ներկայացրեց չհիշատակել 1915թ․ Հայոց ցեղասպանությունը, պաշտոնապես հրաժարվել պահանջատիրությունից, ճնշում գործադրել Լեռնային Ղարաբաղի վրա՝ դադարեցնելու պայքարը և ընդունելու Ադրբեջանի գերակայությունն ու տարածքային ամբողջականությունը։ Միաժամանակ պահանջեց, որ Հայաստանի հանրապետությունը զերծ մնա Թուրքիայի շահերին հակասող գործողություններից և ամեն կերպ չեզոքացնեի սփյուռքահայության հակաթուրքական գործունեությունը; Հայաստանի հանրապետությունը մերժեց միջազգային պրակտիկային անհարիր այս նախապայմաններն ու պահանջները։ Թուրքիան իր հերթին որդեգրեց ընգծված հակահայկական դիրքորոշում, միակողմանիորեն փակելով ՀՀ-ի հետ սահմանը, շարունակելով շրջափակման մեջ պահել Հայաստանը։ Ուստի պատահական չէր, որ Թուրքիայի մոտեցումները՝ ՀՀ-ի հետ հարաբերությունները կարգավորելու հարցում մեծապես պայմանավորված էին նաև Արցախում հայկական զինված ուժերի ձեռքբերումներով, քանզի որքան ակնառու էին այդ հաջողությունները, այնքան ավելի էր կոշտանում Թուրքիայի դիրքորոշումը ՀՀ-ի նկատմամբ։ Դա դրսևորվեց հայկական զինված ուժերի կողմից Քարվաճառի (1993թ․ ապրիլի սկզբին) ազատագրման ժամանակ, որից հետո Թուրքիան ոչ միայն փակեց սահմանը, այլև Հայաստանի հետ սահմանաներձ շրջանում զորքեր սկսեց կուտակել, սակայն Ռուսաստանի կտրուկ անդրադարձը Թուրքիային հետ պահեց իր հետագա գործողություններից։ Կարծում ենք սխալված չենք լինի, եթե նշենք, որ քննարկվող ժամանակաշրջանում Թուրքիայի նման մոտեցումը ՀՀ-ի հետ հարաբերությունները կարգավորելու հարցում լուրջ սպառնալիք էր մեր ազգային անվտանգությունը։ Վերլուծելով հայ-թուրքական հարաբերություններում երկուստեք հետաքրքություն ներկայացնող տնտեսական գործոնի ազդեցությունը , շեշտվել է այն հանգամանքը, որ որքան էլ ՀՀ-ի հետ տնտեսական շփումների զարգացումը ձեռնտու էր Թուրքիային, այդուհանդերձ, Հայաստանն իր տնտեսական զարգացման մակարդակով Թուրքիայի համար լուրջ հետաքրքրություն չէր ներկայացնում և հայ-թուրքական շփումներում նկատվող որոշակի աշխուժացումը, մեզ բավարար հիմք չի տալիս բնութագրել այն որպես լուրջ բեկում հայ-թուրքական հարաբերությունների կարգավորման հարցում: Ոստի, ամենևին էլ պատահական չէր, որ հայ- թուրքական տնտեսական փոխհամագործակցության որոշակի հեռանկարով թուրքական կողմը փորձում էր ՀՀ ղեկավարության մոտ հայ-թուրքական հարաբերություններում որոշակի առաջընթացի պատրանք ստեղծել և դրանով իսկ շահագրգռել ՀՀ ղեկավարությանը' համոզելու Սփյուռքին ևս հետ կանգնելու Հայոց ցեղասպանության միջազգային ճանաչմանը հետամուտ լինելուց: Այս հանգամանքն, անշուշտ, վկայում է նաև Հայոց ցեղասպանության միջազգային ճանաչման գործընթացի հայ-թուրքական հարաբերությունների վրա ունեցած ազդեցության մասին: Տնտեսական գործոնի առումով կարևորվել է նաև այն հանգամանքը, որ ժամանակին ՀՀ ղեկավարությունը պատշաճ վերլուծության չենթարկելով թուրքական կողմի երկու երկրների միջև տնտեսական շփումները ակտիվացնելու նախաձեռնությունները, չէր էլ նկատում, որ դրանցում, փաստորեն, մեկտեղվում էին տնտեսական գործոնն ու ղարաբաղյան հիմնահարցի լուծման Թուրքիայի տարբերակը: Մինչդեռ, Թուրքիան իր կողմից առաջադրած նախապայմաններով փորձում էր ՀՀ-ին դարձնել իր կամակատարը և նրա միջոցով իր սեփական կամքը թելադրել նաև սփյուռքահայությանը: Անդրադարձ կատարելով հասարակական կառույցների մակարդակով հայ-թուրքական շփումներին, նշվել է, որ նման կառույցների գործունեությունն ի սկզբանե դատապարտված էր ձախողման' կողմերի ծայրահեղ հակադիր հայացքների պատճառով: Ժամանակի ՀՀ ղեկավարությունը, տեղյակ լինելով նման շփումներին, այնուամենայնիվ, պատշաճ վերլուծության չէր ենթարկել դրանց հնարավոր դրական և բացասական հետևանքները ինչպես ՀՀ-ի, այնպես էլ Սփյուռքի համար և չուներ հստակ դիրքորոշում այդ հարցում: Մինչդեռ, իրադարձությունների հետագա ընթացքը ցույց է տվել, որ Թուրքիան, շահարկելով նման շփումների առկայությունը, փորձել է Հայոց ցեղասպանության հարցը քաղաքական հարթությունից տեղափոխել գիտական և հասարակական քննարկումների ոլորտ' հերթական անգամ նպատակ ունենալով այդ կերպ հնարավորինս կասեցնել Հայոց ցեղասպանության միջազգային ճանաչման գործընթացը: Մեծ հաշվով, նույն նպատակն էր հետապնդում նաև Թուրքիայի ղեկավարության կողմից առաջ քաշված «զրո խնդիր հարևանների հետ» կարգախոսը, որը, չնայած ձեռնարկած կոնկրետ քայլերին, այդպես էլ չի հանգեցնում հայ-թուրքական հարաբերությունների կարգավորմանը: Ուստի, ՀՀ- ի հետ հարաբերությունների հարցում թուրքական ղեկավարության որդեգրած քաղաքականության մեջ երբեմն առկայծող դրական միտումները կարելի է բացատրել Թուրքիայի աշխարհաքաղաքական զանազան շահախնդրություններով և, մասնավորապես, Եվրամիությանն անդամակցելու խնդրով: Կոնկրետ փաստերով ապացուցվել է, որ անգամ 2009 թ. հոկտեմբերի 10- ին ցյուրիխյան հայտնի արձանագրությունների ստորագրումն ի զորու չի լինում ստիպելու Թուրքիային կատարել իր կողմից ստանձնած պարտավորությունները և հրաժարվել Հայաստանի հետ դիվանագիտական հարաբերություններ հաստատելու հարցում նախապայմաններ առաջադրելուց: Վերլուծելով ցյուրիխյան արձանագրությունների բովանդակությունը նշվել է, որ այն իր ամբողջության մեջ չէր բխում համայն հայության կենսական շահերից, քանզի արձանագրություններում առանձին դրույթներ և, հատկապես սահմանների փոխադարձ ճանաչման դրույթը, մեծ հաշվով անիմաստ էր դարձնում ինչպես Հայոց ցեղասպանության միջազգային ճանաչման գործընթացին հետամուտ լինելը, այնպես էլ հետագայում դրա հետևանքների հաղթահարմանն ուղղվելիք քայլերը: Հատուկ ուշադրություն է դարձվել նաև այն փաստին, որ քննարկվող ժամանակահատվածում Հայոց ցեղասպանության միջազգային ճանաչման գործընթացում նկատվում է նաև նոր երևույթ՝ առանձին եվրոպական երկրներ ընդունում են ցեղասպանության ժխտումը քրեականացնող օրենքներ, որոնց մի մասի անկատար լինելու հանգամանքն իր ազդեցությունն է թողնում դրանց հետագա ճակատագրի վրա: Ամփոփելով հայ-թուրքական հարաբերությունների կարգավորմանն ուղղված ՀՀ երկրորդ նախագահի գործադրած ջանքերի արդյունքները, շեշտվել է, որ դրանք ևս, իր նախորդների նման, չեն հանգեցրել երկու երկրների միջև դիվանագիտական հարաբերությունների հաստատմանը, մինչդեռ Թուրքիան, փաստորեն, կրկին հնարավորություն ստացավ աշխարհին ցույց տալ ՀՀ-ի հետ հարաբերությունները կարգավորելու իր «բուռն ձգտումը»: Հայոց ցեդասպանության 100-ամյակն ու ճանաչման հետագա ընթացքը ներկայացնելով հայ թուրքական հարաբերությունների համատեքստում, հատուկ ուշադրություն է դարձնում այն հանգամանքին, որ Հայոց ցեղասպանության 100-ամյակի նախաշեմին, պաշտոնական Թուրքիան չհրաժարվելով Հայոց ցեղասպանության ճանաչման հարցում իր որդեգրած ժխտոոական դիրքորոշումից, այնուամենայնիվ, որոշակի փոփոխություններ է կիրառում այդ հարցում իր ռազմավարության մեջ: Նման փոփոխությունների իմաստը հանգում էր Էրդողանի և Դավութօղլուի կողմից առաջ քաշած «համատեղ վշտի» և «արդար հիշողության» թեզերին: Ընդգծվել է, որ թուրքական ժխտողականության նման նոր դրսևորումը պակաս վտանգավոր չէր, քանի որ դրանով փորձ էր արվում հավասարության նշան դնել «դահճի» և «զոհի» միջև: Այնուհետև նշվել է, որ Թուրքիայի նման մոտեցումը շոշափելի արդյունք չի տվել, քանի որ Հայոց ցեղասպանության 100-ամյակի համատեքստում շարունակվում էր աշխարհի տարբեր երկրների և միջազգային հեղինակավոր կազմակերպությունների կողմից Հայոց ցեղասպանության պաշտոնական ճանաչման և դատապարտման գործընթացը: Չի անտեսվել նաև այն փաստը, որ Հայոց ցեղասպանության 100-ամյակի հռչակագրի ընդունումից հետո, հայ իրականության մեջ որպես ՀՀ արտաքին քաղաքական առաջնահերթություններ առաջ են քաշվում Ցեղասպանությունը ճանաչման դաշտից բացի, իրավական դաշտ փոխադրելու և միջազգային իրավունքը նոր հայրենազրկում «պատրիոցիդ» իրավական ձևակերպումով բարելավելու խնդիրը: Դրա հետ կապված շեշտվել է, նման գաղափարի իրագործումը ողջունելի լինելով հանդերձ պահանջելու է վիթխարի ջանք ու եռանդ: Բացի այդ, կարևորվել է նաև այն գաղափարը, որ նշված դրույթների կենսագործման հնարավորությունը շատ ավելի կմեծանա, եթե Հայաստանը դառնա տարածաշրջանի ազդեցիկ «խաղացողներից» մեկը՝ թելադրելով խաղի սեփական կանոնները: Ինչ վերաբերում է երկու երկրների միջև դիվանագիտական հարաբերություններ հաստատելու ՀՀ իշխանությունների հետագա ջանքերին, ապա ինքնին հասկանալի է, որ հնարավոր չէր անվերջ հանդուրժել Թուրքիայի ապակառուցողական մոտեցումն այդ հարցում և միանգամայն տրամաբանական էր, որ արդեն 2017 թ. սեպտեմբերի 20-ին ՄԱԿ- ի Գլխավոր ասամբլեայի նստաշրջանի ամբիոնից ՀՀ նախագահի ելույթը դարձավ առաջին քայլը ՀՀ-ի կողմից ցյուրիխյան արձանագրությունների չեղարկման ճանապարհին, գործընթաց, որն իր տրամաբանական ավարտին հասավ 2018 թ. մարտի 1-ին՝ ՀՀ նախագահի «Հայ- թուրքական հարաբերությունների կնքման ընթացակարգը դադարեցնելու վերաբերյալ» հրամանագրով: ; Всестороннее рассмотрение соответствующих фактов в статье показывает, что Турция одной из первых признала независимость Армении, но никаких дипломатических отношений между странами установлено не было, поскольку Анкара представила властям Армении предварительные условия: не упоминать Геноцид армян 1915 года, официально отказаться от претензий, оказать давление на то, чтобы остановить борьбу за Нагорный Карабах, признать суверенитет и территориальную целостность Азербайджана. При этом Турция потребовала от Республики Армения воздержаться от действий, противоречащих интересам Турции и любым способом нейтрализовать антитурецкую деятельность армян диаспоры. Республика Армения отвергла эти предварительные условия и требования, несовместимые с международной практикой. Турция, в свою очередь, заняла ярко выраженную антиармянскую позицию, в одностороннем порядке закрыв границу с Арменией, продолжая держать Армению в блокаде. Поэтому не случайно подходы Турции к нормализации отношений с Арменией во многом были обусловлены достижениями армянских вооруженных сил в Арцахе, ведь чем очевиднее были эти успехи, тем жестче становилась позиция Турции по отношению к Армении. Это проявилось во время освобождения Карвачара (начало апреля 1993 г.) вооруженными силами Армении, после чего Турция не только закрыла границу, но и начала накапливать войска у границы с Арменией, но резкая реакция России удержала Турцию от ее дальнейших действий. Считаем уместным упомянуть, что в обсуждаемый период такой подход Турции в вопросе нормализации отношений с Арменией представлял серьезную угрозу нашей национальной безопасности. Анализируя влияние экономического фактора, представляющего взаимный интерес, в армяно-турецких отношениях, было подчеркнуто, что каким бы благоприятным ни было развитие экономических отношений с Арменией для Турции, Армения не представляет серьезного интереса для Турции с точки зрения ее экономического развития. Некоторая активизация не дает нам оснований охарактеризовать это как серьезный прорыв в нормализации армяно-турецких отношений. Поэтому не случайно при определенной перспективе армяно-турецкого экономического сотрудничества турецкая сторона пыталась создать иллюзию некоторого прогресса в армяно-турецких отношениях с руководством Армении, тем самым побуждая руководство Армении убедить диаспору прекратить поощрение процесса международного признания Геноцида армян. Это обстоятельство, безусловно, также свидетельствует о влиянии процесса международного признания Геноцида армян на армяно-турецкие отношения. Что касается экономического фактора, то тот факт, что руководство Армении не проанализировало в свое время должным образом инициативы турецкой стороны по активизации экономических контактов между двумя странами, даже не уловило тот момент, что экономический фактор и турецкая версия решения Карабахского конфликта были комбинированными. Между тем, с выдвинутыми предварительными условиями Турция пыталась сделать Армению своим прислужником, и через нее диктовать свою волю также армянам диаспоры. Касаясь армяно-турецких контактов на уровне неправительственных организаций, было отмечено, что деятельность таких организаций изначально была обречена на провал из-за крайне противоположных взглядов сторон. Руководство Республики Армения в то время, зная о таких контактах, однако не проанализировало должным образом их возможные положительные и отрицательные последствия как для Республики Армения, так и для диаспоры: оно не выразило четкой позиции по этому вопросу. Между тем последующий ход событий показал, что Турция, используя наличие таких контактов, пыталась вывести вопрос Геноцида армян из политической в сферу научных и общественных дискуссий, в очередной раз стремясь остановить процесс международного признания Геноцида армян. По большому счету, той же цели преследовал выдвинутый турецким руководством лозунг «ноль проблем с соседями», который, несмотря на предпринятые конкретные шаги, не приводит к нормализации армяно-турецких отношений. Таким образом, позитивные иногда проблески в политике турецкого руководства в отношениях с Арменией можно объяснить различными геополитическими интересами Турции, в частности, вопросом вступления в Евросоюз. Конкретными фактами доказано, что даже факт подписания 10 октября 2009 года знаменитых Цюрихских протоколов не смог заставить Турцию выполнить взятые на себя обязательства, отказаться от выдвижения предварительных условий для установления дипломатических отношений с Арменией. Анализируя содержание Цюрихских протоколов, было отмечено, что это не полностью отвечает жизненно важным интересам всех армян, поскольку определенные положения протоколов, особенно положение о взаимном признании границ, делают бессмысленным продолжение процесса международного признания Геноцида армян, а также шаги, которые необходимо будет предпринять для преодоления последствий. Особое внимание было уделено тому факту, что в обсуждаемый период в процессе международного признания Геноцида армян наблюдается новое явление: некоторые европейские страны принимают законы, криминализирующие отрицание геноцида, некоторые из которых нельзя назвать доработанными, что также влияет на сам процесс в будущем. Подводя итоги усилий второго президента Армении по нормализации армяно-турецких отношений, было подчеркнуто, что они, как и при его предшественниках, не привели к установлению дипломатических отношений между двумя странами, а Турция, по сути, снова получила шанс показать миру свое «страстное желание» урегулировать отношения с Арменией. Представляя 100-летие Геноцида армян и дальнейший процесс признания в контексте армяно-турецких отношений, в статье обращается особое внимание на то, что накануне 100-летия Геноцида армян официальная Турция не отказывается от своей политики отрицания Геноцида армян, тем не менее, вносит некоторые изменения в свою стратегию. Смыслом таких изменений стали выдвинутые Эрдоганом и Давутоглу тезисы о «совместной скорби» и «справедливой памяти». Было подчеркнуто, что такое новое проявление турецкого отрицания было не менее опасным, поскольку это была попытка приравнять «палача» к «жертве». Далее было отмечено, что такой подход Турции не дал ощутимых результатов, поскольку в контексте 100-летия Геноцида армян продолжался процесс официального признания и осуждения Геноцида армян различными странами и авторитетными международными организациями. Тот факт, что после принятия резолюции 100-летия Геноцида армян в армянских реалиях не был оставлен без внимания вопрос переноса Геноцида в правовое поле помимо признания Геноцида, и совершенствования международного права, внеся новую формулировку - «патрицид». В этой связи было подчеркнуто, что реализация такой идеи, хотя и приветствуется, потребует огромных усилий и энергии. Кроме того, была отмечена идея о том, что возможность реализации этих положений будет намного больше, если Армения станет одним из влиятельных «игроков» в регионе, диктующих свои правила игры. Что касается дальнейших усилий властей Армении по установлению дипломатических отношений между двумя странами, то очевидно, что терпеть деструктивный подход Турции к этому вопросу бесконечно не представлялось возможным. Следовательно, выступление Президента Республики Армения 20 сентября 2017 года с трибуны Генеральной Ассамблеи ООН стало первым логическим шагом на пути к отмене Цюрихских протоколов Республикой Армения, процесс, который пришел к своему логическому завершению 1 марта 2018 года указом Президента РА «О прекращении процедуры установления армяно-турецких отношений». Мало того, что Турция не установила дипломатические отношения с Арменией, но и через 100 лет после турецко-армянской войны, 27 сентября 2020 года сделала попытку силой дать решение своему предусловию по Арцахскому вопросу. Путем ее непосредственного подстрекательства и поддержке «братскому» Азербайджану война, развязанная против Республики Арцах и Республики Армения, посредством военной агрессии было захвачено около 75% территории Республики Арцах, не только 7 ранее освобожденных районов, но также Гадрут и Шуши. Не удовлетворившись всем этим, по совету той же Турции, Азербайджан в мае 2021 года вторгся на суверенную территорию независимой Республики Армения, создав реальную угрозу существованию армянской государственности, реальную «угрозу безопасности армянского народа», пытаясь через так называемый Зангезурский коридор соединить через Нахичевань Азербайджан и Турцию для реализации давней программы пантюркизма.