Движущие факторы, ограничения и компромиссы, связанные с возвращением в оборот заброшенных пахотных земель в России, Украине и Казахстане

Abstract

Для удовлетворения растущей потребности в сельскохозяйственной продукции может потребоваться дополнительное увеличение площади пахотных земель. Одной из важных задач при этом является оценка компромиссов между социальными и экологическими воздействиями, с одной стороны, и преимуществ перевода дополнительных земельных участков в категорию пахотных земель с другой. Увеличение площади пахотных земель за счет заброшенных может потребовать относительно невысоких затрат, особенно по сравнению с распашкой девственных территорий в тропических регионах. Цели данного исследования заключались в оценке: 1) движущих факторов, ограничений и компромиссов, связанных с возвращением в оборот заброшенных пахотных земель; 2) площади потенциально доступных пахотных земель в России (европейской части и Западной Сибири), Украине и Казахстане территориях, на которых находилась большая часть заброшенных пахотных земель постсоветского пространства. Используя пространственные панельные регрессии, сначала были оценены основные социально-экономические факторы забрасывания пахотных земель и обратного их возвращения в оборот. Затем были использованы составленные карты изменения сельскохозяйственного землепользования с тем, чтобы: 1) территориально оценить ограничения возможного возвращения в оборот заброшенных земель в плане социально-экономического аспекта, удаленности рынков сбыта сельскохозяйственной продукции и качества почв, и 2) исследовать компромиссы в плане экологии в отношении запасов углерода и среды обитания для биоразнообразия на заброшенных пахотных землях. В 2000-е гг. отмечалась взаимосвязь между долей пахотных земель в определенном регионе и долей возвращенных в сельскохозяйственный оборот земель, а также уровнем интенсификации сельского хозяйства. Из 47,3 млн га (Мга) пахотных земель, заброшенных к 2009 г., было выявлено только в зависимости от сценария 8,5 (7,1-17,4) Мга потенциально доступных пахотных земель с высококачественными почвами (черноземами), с незначительными экологическими, низкими или умеренными социально-экономическими ограничениями и низкими ограничениями, связанными с удаленностью рынков сбыта сельскохозяйственной продукции. Распашка таких земель могла бы позволить увеличить производство пшеницы на ~ 14,3 (9,6-19,5) млн т (Mт). Также было выявлено 8,5 (4,2-12,4) Мга, для которых были характерны высокие компромиссы между распашкой и достигаемой урожайностью, связанные с выбросами углерода или уроном биологическому разнообразию, при этом ~ 10% таких земель могут быть привлекательны для увеличения площади пахотных земель, и, следовательно, будут необходимы меры для ограничения ввода таких земель в оборот. Агроэкологические, социально-экономические ограничения, а также ограничения, связанные с удаленностью рынков сбыта сельскохозяйственной продукции, показывают, что остальные 30,3 (25,7-30,6) Мга заброшенных пахотных земель вряд ли обеспечат существенный вклад в возможное расширение производства сельскохозяйственных культур при существующих ценах на пшеницу, однако могут быть использованы для предоставления различных экосистемных услуг, а некоторые из них для экстенсивного животноводства. Политическая и институциональная поддержка может способствовать возвращению в оборот сельскохозяйственных земель посредством содействия инвестициям в сельское хозяйство и улучшения демографической ситуации в сельской местности. Возвращение в оборот заброшенных пахотных земель в исследуемых странах может обеспечить заметный вклад в мировое производство зерна с относительно низким экологическим компромиссом по сравнению с распашкой в тропических регионах. Однако этот подход не является панацеей для решения глобальных проблем продовольственной безопасности или снижения нагрузки землепользования в тропических экосистемах. ; Further cropland expansion might be unavoidable to satisfy the growing demand for landbased products and ecosystem services. A crucial issue is thus to assess the trade-offs between social and ecological impacts and the benefits of converting additional land to cropland. In the former Soviet Union countries, where the transition from state-command to market-driven economies resulted in widespread agricultural land abandonment, cropland expansion may incur relatively low costs, especially compared with tropical regions. Our objectives were to quantify the drivers, constraints and trade-offs associated with recultivating abandoned cropland to assess the potentially available cropland in European Russia, western Siberia, Ukraine and Kazakhstan the region where the vast majority of postSoviet cropland abandonment took place. Using spatial panel regressions, we characterized the socio-economic determinants of cropland abandonment and recultivation. We then used recent maps of changes in cropland to 1) spatially characterize the socio-economic, accessibility and soil constraints associated with the recultivation of abandoned croplands and 2) investigate the environmental trade-offs regarding carbon stocks and habitat for biodiversity. Less cropland abandonment and more recultivation after 2000 occurred in areas with an increasing rural population and a younger labor force, but also improved yields. Synergies were observed between cropland recultivation and intensification over the 2000s. From 47.3 million hectares (Mha) of cropland abandoned in 2009, we identified only 8.5 (7.1-17.4) Mha of potentially available cropland with low environmental tradeoffs and low to moderate socio-economic or accessibility constraints that were located on high-quality soils (Chernozems). These areas represented an annual wheat production potential of 14.3 (9.6-19.5) million tons (Mt). Conversely, 8.5 (4.2-12.4) Mha had high carbon or biodiversity trade-offs, of which 10% might be attractive for cropland expansion and thus would require protection from recultivation. Agroenvironmental, accessibility, and socio-economic constraints suggested that the remaining 30.6 (25.7-30.6) Mha of abandoned croplands were unlikely to provide important contributions to future crop production at current wheat prices but could provide various ecosystem services, and some could support extensive livestock production. Political and institutional support could foster recultivation by supporting investments in agriculture and rural demographic revitalization. Reclaiming potentially available cropland in the study region could provide a notable contribution to global grain production, with relatively low environmental trade-offs compared with tropical frontiers, but is not a panacea to address global issues of food security or reduce land-use pressure on tropical ecosystems.